Книга Один раз в миллениум - Чингиз Абдуллаев

— С точки зрения нормального человека это не совсем тагармония, о которой я говорил. Тем не менее, я действительно живу один. Толькопотому, что мне так удобнее. Я не доставляю неприятностей своими проблемамизнакомым и близким.

— Их много?

— Кого?

— Знакомых и близких.

— Нет. Но вас, очевидно, интересуют не они. Вам интересно,есть ли у меня женщина. Любимая женщина. Я угадал?

— Возможно, — сдержанно ответила Линовицая, — но вы не надопросе и можете не отвечать.

— С удовольствием отвечу, — улыбнулся Дронго. — У меня естьжена и сын. Живут они в Италии. К сожалению, в силу многих причин я не имеювозможности обеспечить им нормальную жизнь в Москве. Не в смысле материальном,с этим как раз проблем нет. Но при моих поисках истины нельзя иметь за спинойлюдей, которые могут стать жертвами негодяев. Им небезопасно здесь жить именноиз-за моей оригинальной профессии, потому что количество Скрёбовых растет.

— Холодно, — неожиданно сказала она, останавливаясь. — И ужепоздно. Вы не могли бы отвезти меня домой?

Она была явно разочарована его рассказом о Джил.

— Конечно.

Он шагнул с тротуара и поднял руку. Через несколько секундрядом с ними затормозил старенький «Ситроен». Они уселись в машину, и онаназвала адрес. За все время пути не было произнесено ни слова. Когда ониподъехали, она молча вышла из автомобиля и достала деньги.

— Уберите деньги, — попросил Дронго, — думаю, у меня ихдостаточно, чтобы оплатить наш проезд. Кроме того, я не являюсь подозреваемымили обвиняемым по тем делам, которые вы ведете, поэтому и могу за васзаплатить.

— Вы странный человек, — вздохнула она, протягивая ему руку,— наверное, с вами очень интересно.

Признаюсь, я немного позавидовала вашей жене. Но не оченьсильно. Учитывая ваше одиночество. Прощайте, наш духовный Робинзон.

Она протянула ему руку. Он пожал ее на прощание.

— Надеюсь, что до завтра ничего не произойдет, — сказалаЛиновицкая, направляясь к подъезд.

Он подождал, пока она войдет в дом. Дверь за ней закрылась.Расплатившись с водителем, Дронго повернул в сторону своего дома. Как она егоназвала? Духовный Робинзон. Наверное, она права. Он не сумел остатьсяромантиком, как Халупович. Когда-то, много лет назад, он был чем-то похож наЭдуарда Леонидовича. Интересно, если бы он попытался повторить экстравагантнуювыходку Халуповича, то кого бы он пригласил? В жизни Дронго было много женщин.И встречи с некоторыми из них запомнились надолго, иногда на всю жизнь. Норешиться на такое… Халупович был не просто романтиком, но еще и смелымчеловеком. Попытаться повернуть вспять время, вспомнить молодость, вытащить изнебытия женщин, с которыми был знаком много лет назад… Для этого нужна быларешительность.

Дронго вдруг услышал шаги за спиной. Он обернулся, чтобыпропустить спешившего. И увидел, что к нему подбегает Линовицкая.

— Я знала, что вы отпустите машину, — произнесла она чутьзадыхаясь. На лице была виноватая улыбка. — Извините меня, что я вам надоедаю.Но дело в том, что я тоже живу одна…

Дронго взглянул на нее. Иногда в таких случаях лучшемолчать, отдавая инициативу женщине.

— Я понимаю, что это не очень красиво, — упрямо сказалаЛиновицкая. — Но, может быть, мы поднимемся ко мне? Я могла бы предложить вамчашку кофе. Хотя бы в благодарность за то, что вы меня проводили.

Если сейчас он откажется, она не просто обидится. При еепрофессии она замкнется в себе, превращаясь в стерву, какой стала ОксанаГригорьевна. Он помедлил с ответом несколько секунд.

— Если вы не хотите… — вспылила она.

— Не нужно ничего говорить, — решительно сказал Дронго. —Идемте быстрее, иначе замерзнем. Кажется, стало еще холоднее. Толькодоговоримся: вместо кофе вы нальете мне горячего чаю. Я больше люблю чай.

Глава двадцать третья

Это был подъезд обычного девятиэтажного дома. Дверизапирались на кодовый замок, но очевидно, сюда иногда все же проникали бомжи икошки. На лестнице стоял характерный запах. Они вошли в лифт. Женщина нажала нацифру «9». Пока они поднимались, она неожиданно спросила:

— Вы не боитесь?

— Держусь изо всех сил, — пошутил он.

На площадке девятого этажа они вышли из лифта. Открыв дверь,она вошла первой.

Каждая квартира имеет индивидуальный, неповторимый запах.Если в ней живут кошки или собаки, то их присутствие обязательно наложится надругие запахи. Если есть маленькие дети, то будет пахнуть детской присыпкой,молоком и еще чем-то сладковатым. Если есть мужчина, то в квартире воцаритсяустойчивый запах сигарет, терпкого пота, острой еды. В некоторых домахпревалирует запах парфюма, перебивая другие ароматы. Есть квартиры, гдепостоянно пахнет жареным луком, обедом, тушеным мясом, где запахи еды въедаютсяво все предметы обихода. Словом, у каждого жилища есть неповторимый запах. Вквартире Линовицкой пахло свежестью, слабым ароматом лаванды и хорошим кофе,который был, очевидно, любимым напитком хозяйки.

— Раздевайтесь, — она показала на вешалку.

В небольшой двухкомнатной квартире все было устроеноцелесообразно и уютно. Одна комната была отдана под гостиную, в другой,очевидно, находилась ее спальная и библиотека. Комнаты были раздельные, и,проходя в гостиную, он краем глаза увидел книжные шкафы и одноместную кровать.

В гостиной стояла мягкая мебель, большой низкий столик былизогнут в виде полукруга таким образом, чтобы за ним могло поместитьсянесколько человек, в углу стояли старинные часы с боем, в другом — телевизор ивидеомагнитофон. Светло-бежевые занавески соответствовали обстановке гостиной,ее приглушенным тонам. Дронго сел на диван. Очевидно, Валентина Олеговна любиланеформальную обстановку. На столе лежало несколько журналов. Он успел полистатьнекоторые из них, когда Линовицкая вошла в комнату. Она успела сменить костюмна темное короткое, чуть выше колен, платье. Она сменила обувь, и в туфлях навысоком каблуке казалась не только выше ростом, но и женственнее. Взглянув нанее, он понимающе кивнул:

— Представляю, как вам не нравится ваша форма.

— Не всегда, — возразила она, — я всегда хотела работать впрокуратуре. И по распределению попала именно туда. Только сначала я работала вобластной прокуратуре, а потом меня перевели в город. Сейчас я старшийследователь.

— Это я понял, — сказал он, вспомнив, что на ней была формамладшего советника юстиции.

— Я только недавно получила очередное звание, — усмехнуласьона, включая магнитофон. Послышалась негромкая музыка. Он улыбнулся. Это былШопен.