Книга Моя герцогиня - Элоиза Джеймс

За столом разговор не клеился. Леди Бомон держалась рассеянно и даже несколько неуклюже: то и дело роняла вилку и со стуком ставила на стол бокал. Джемма исподволь наблюдала за свекровью и пришла к выводу, что всему виной не столько распухшие, непослушные пальцы, сколько печаль и тяжесть на сердце.

Ночью Элайджа пришел в спальню жены. Джемма нетерпеливо вытянула руки и оказалась в объятиях мужа. Горячая ладонь по-хозяйски проникла под сорочку.

— Надо поговорить, — пробормотал он, однако руки уже вели свой собственный разговор.

Этой минуты Джемма ждала весь день: в ее постели сердце мужа билось сильно и ровно, не давая поводов для опасений.

— Потом, — отозвалась она и прижалась к нему всем телом.

— Но…

— Я хочу попробовать тебя на вкус, — пояснила она и увидела, как потемнели, воспламенившись, глаза любимого. Совсем как у матери. Впрочем, Джемма поспешила отбросить опасное сравнение и покрыла поцелуями широкую мускулистую грудь мужа. Страх бесследно исчез: она чувствовала, как мерно циркулирует по венам кровь, и Элайджа что-то невнятно пробормотал, но склонился к жене, а она рассмеялась и прильнула к нему.

Любимый оставался с ней — живой и страстный. Разве этого мало?

Глава 25

3 апреля

Почти весь следующий день Джемма не выпускала Элайджу из постели. Ближе к вечеру оба устало лежали на сбившихся простынях и тяжело дышали.

— Мне нужно в ванну, — призналась Джемма слабым голосом. Она чувствовала себя изможденной и счастливой. Рука лежала на груди супруга: сердце стучало в уверенном, спокойном ритме. — Как будто часы починили, — удовлетворенно заметила она, сменив тему.

Элайджа лежал в излюбленной позе, заложив руки за голову, и с улыбкой смотрел на украшавший стену гобелен.

— Когда сердце вспоминает, как надо работать, то ведет себя вполне прилично.

— Отныне будем встречаться в постели каждый день, — постановила Джемма. — Нет, лучше дважды в день, утром и вечером, чтобы оно не успевало забывать правильный режим.

Элайджа рассмеялся:

— Если мужчины королевства узнают о подобном способе поддержания здоровья, все немедленно начнут симулировать обмороки.

Он повернулся на бок и приподнялся на локте.

— Я слышал все, что ты говорила матери.

Джемма попыталась вырваться из блаженного забытья и вернуться к действительности.

— Хм…

— Вот уж не думал, что ты догадаешься, почему Сара Коббет приходила в мой рабочий кабинет.

Джемма подняла голову.

— Значит, причина действительно в этом? Раньше мне казалось, что ты просто экономил время.

— Трудно было убедить окружающих, что по вечерам я не прячусь во «Дворце Саломеи». Черт возьми, до чего же надоело слышать прозвище Распутный Бомон! Столько презрения! К тому же за спиной постоянно шли разговоры о плетках.

Джемма сжала руку мужа.

— Честно говоря, я не слишком нуждался в любовнице. Нет, конечно, хотелось с кем-то переспать… в этом возрасте все женщины кажутся желанными и сочными. Каждая по-своему хороша.

— Неужели все до единой выглядели «сочными»? — изумленно уточнила Джемма.

— У них была грудь, — ответил Элайджа, словно считал объяснение вполне исчерпывающим, — так же как и другие необходимые части тела.

Джемма со смехом представила, как герцог Бомон идет по улице и жадно рассматривает каждую встречную. Так не похоже на сосредоточенного, строгого Элайджу!

— Но у меня не было времени. Требовалось срочно исправить причиненный отцом вред и восстановить испорченную репутацию.

— Твоя мама совершила ошибку, рассказав всю правду о его смерти, — заметила Джемма, с сожалением думая о восьмилетием мальчике, которому пришлось пережить тяжкое, незаслуженно жестокое разочарование.

— Ты сама слышала, насколько болезненно матушка относится к вопросу семейной чести. А какие жестокие страдания ей пришлось пережить! Разумеется, обилие любовниц не было для нее секретом, и все же трудно было представить масштаб скандала, разразившегося после смерти отца.

— Угораздило же беднягу умереть в самый неподходящий момент, — заметила Джемма.

— В юности я много об этом думал. Пытался понять, зачем ему понадобилась женская сорочка, зачем плетки. Повзрослев, осознал, что эксцентричность в интимной сфере не поддается объяснению. Открытие породило пристрастие к логике и чистым фактам.

— Прости. Наверное, это тяжкий груз.

— Поэтому я и нашел Сару Коббет, — продолжал Элайджа, не сводя взгляда с гобелена на дальней стене. — Поначалу казалось, что достаточно просто завести любовницу, но вскоре стало ясно, что никого не интересует, чем именно я занимаюсь за стенами рабочего кабинета и парламента. Должно быть, все давно и твердо решили, что я сразу переодеваюсь в кружавчики и умоляю подружек сечь побольнее. Пришлось назначить свидание прямо в кабинете.

Джемма задумчиво водила пальцем по груди мужа. Ей не хотелось представлять Элайджу с другой женщиной — не важно, с кем именно. Но в данной ситуации ревность к Саре Коббет казалось глупой. К тому же сердце мужа билось так размеренно, так основательно!

— Все получилось нелепо и неуклюже. — Элайджа посмотрел Джемме в глаза. — Стол не предназначен для подобных опытов, и бедняжке досталось лишь разочарование. Но что она могла поделать? Постепенно привыкла, как и я.

— И все же план сработал?

— Еще как! Не прошло и месяца, как все узнали, чем я занимаюсь во время перерыва. Коллеги хлопали по плечу и заявляли, что идея превосходная. Пересуды стихли, но я решил подстраховаться и продолжал встречаться с Сарой дважды в неделю — там же.

— А почему не отказался от ее услуг после свадьбы? — осторожно спросила Джемма.

— Я никогда не ставил вас на одну доску. В голову не приходило сравнивать. Ты была чудесна, очаровательна — но под одеялом. Понимаю, что в то время мы были плохой парой, и все же я тобой искренне восхищался.

— Неужели?

Элайджа улыбнулся:

— Если помнишь, мы не пропускали ни одной ночи, а потом в парламенте я то и дело отвлекался. Пытался слушать выступления, а вместо этого представлял твои сладкие губы, изящный изгиб бедер и терял нить рассуждения.

— И даже в то злополучное утро ты встал из моей постели, — напомнила Джемма. — Трудно придумать удар больнее: попробовал меня, словно закуску, и переключился на нее. — Несмотря на все усилия, в голосе ее слышалась боль.

Элайджа застонал.

— Прости, ничего не могу сказать в свою защиту. Помню, что ушел от тебя удовлетворенным и не нуждался в новых впечатлениях. Но в молодости, если видишь перед собой женщину в откровенной позе, перестаёшь рассуждать. Да и как бы я объяснил Саре отказ? Ее визиты превратились в обязательный пункт рабочего графика. Впрочем, вряд ли подобное объяснение имеет смысл.