Книга Принцип мести - Сергей Зверев

– Ты хочешь сказать, что учитель, то бишь гуру или как там его, приватизировал казну?

– Не исключено. Иначе зачем нужно было его пытать? Деньги хранились в тайнике. Тайник открывался нэцке с микрочипом.

– Пропуском?

– Да, эти статуэтки служили пропуском в монастырь. То есть точно такие же. Наверное, учитель перепрятал деньги.

– Ты думаешь, он действовал в одиночку?

– Не знаю.

– Маловероятно. Иначе зачем им гнаться за нами?

– Лишние свидетели ни к чему.

– А что думает по этому поводу наша старая добрая знакомая?

– Миледи? Ее уже нет.

– Кто?

– Снайпер. Снайпера тоже нет. Это был Эрнст-киллер. Он стрелял в меня, но промахнулся.

– Стоп, они, кажется, перегруппировались и что-то затевают.

За валуном, который в свое время послужил мне укрытием, «чечены» установили крупнокалиберный пулемет. Где-то в отдалении послышался гул вертолета.

– Не пора ли нам пора? – сказал Садовский, кивая на грот в скале.

– Похоже, будет жарко, – ответил я и, прихватив с собой ящик с гранатами, потащил его в каменную нишу.

– Парочку оставь мне. На растяжку.

– Сверху они тоже могут нас достать. Самурай так и сделал.

– Понял, будет им и сверху, – деловито проговорил Садовский, отматывая леску. – Кстати, эти замечательные бонбоньерки срабатывают мгновенно, от детонации.

– Будь осторожен.

– С бонбоньерками я обращаться умею...

Из-за скалы показались вращающиеся лопасти «вертушки». Одновременно с ее появлением раздался грохот крупнокалиберного пулемета; возможно, это был автоматический гранатомет. Работал он, как зверь, круша и измельчая в пыль все вокруг.

– Задымляемся! – крикнул Садовский и бросил одну за другой две шашки. Клубами белого и оранжевого дыма заволокло весь склон.

– Спасибо нашим друзьям-арабам, они хорошо экипировали нас.

Едва он это произнес, как по нам, точнее, по нашей позиции, в дополнение к убийственной долбежке крупнокалиберного пулемета, ударил вертолет. Сквозь плотный дым сплошной картечью, прямо и рикошетом, по камням хлестал смертоносный металл, в воздухе пахло гарью. Если существует ад для псов войны, то выглядит он именно так...

– Спокойному, наверное, хана! – закричал я.

Мне было страшно и весело, как в постели женщины, в спальню которой ломится внезапно вернувшийся муж.

– Спокойному точно кранты! – перекрывая шум боя, отозвался Садовский и на всякий случай метнул гранату «под окошко».

Внезапно все стихло. И в этой тишине раздался хриплый мужской выкрик: «Аллах акбар!» Вслед за этим где-то сверху раздался взрыв.

– Понеслась душа в рай, – сказал Садовский и покинул укрытие. Я рванул за ним и вовремя: на подступах к нашей позиции сработала вторая растяжка.

– Мы с Тамарой ходим парой, – сквозь зубы проговорил я и разрядил в рассеивающийся дым всю обойму. Кажется, кому-то я сделал больно. Вопли и стенания отползающих «чеченов», среди которых, по-видимому, были раненые и как минимум двое убитых, говорили сами за себя.

В скале проснулся пулемет. Спокойный жив! Эта мысль приободрила меня, что было очень кстати, поскольку все магазины были расстреляны, а для снаряжения новых требовалось какое-то время.

Садовский с помощью пращи запустил несколько гранат в стан врага и вновь принялся за сооружение растяжек.

– Ума не приложу, – сказал я, – как им удалось тебя взять.

– Ты про плен? Все очень просто. Я слишком глубоко увяз в их разборках, защищая госсобственность. А когда уволился из армии, решил бросить все, уехать к чертовой матери куда глаза глядят, прочь с черноморского побережья. Сел на джип – у меня был подержанный «Мицубиси Паджеро» – и срулил из нашего городка. Взяли меня на ночевке. Просыпаюсь – между глаз ствол, в каждом окне по небритой физиономии. В общем, рыпаться было бесполезно. А потом я прошел специализацию в качестве боксерской груши – на мне отрабатывали удары...

Садовский опустился чуть ниже, устанавливая растяжку.

– Когда я загасил их главного Рэмбо, они предложили мне принять ислам и поработать у них инструктором по рукопашке. Я, разумеется, ответил гордым отказом. Тогда они выставили меня против какого-то абрека из другого тейпа. Я заставил его рыть носом землю. Ребятишки смекнули, что на мне можно делать неплохие деньги. И вот я здесь...

Садовский вынырнул из-за нагромождения камней и приник к просвету в скалах, через который хорошо просматривалась опушка леса.

– Дело плохо. Они решили использовать «живой щит».

Я поднял голову и увидел цепочку заложников, приближавшихся к нашей высотке. За их спинами прятались боевики. И тут произошло нечто неожиданное для всех – и для «чеченов», и для нас: Спокойный ударил по ним из пулемета. Уложив несколько человек, он рассеял «живой щит».

– Кажется, у Спокойного сдают нервы, – сказал я.

– Для кого Спокойный, а для кого и тихопомешанный. Но, возможно, он и прав. Все они хотели нашей крови.

– Ты случайно не знаешь, куда подевались наши патроны?

– Все цинки взлетели на воздух.

– У тебя еще что-то есть?

– Не хватит даже на то, чтобы застрелиться. Пора сваливать, пока они не очухались.

– Надо предупредить Спокойного.

Я подполз к обрыву и кинул камушек – предположительно туда, где должен был находиться мастер шоу-дао. Кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся. Это был он.

– Не дано ли нам на самом деле именно то, что мы ищем, не являемся ли мы уже обладателями искомого? – спросил он. – Это сказал кто-то из русских.

– Вы ранены? – спросил я, увидев на его лбу кровь.

– Пустяки. Контроль над болью делает тебя воином.

Меня слегка удивило его многословие; Спокойный, кажется, был немного не в себе. Но, если уж судить объективно, все мы были немного не в себе. Возбужение боя еще не улеглось, близость смерти еще пьянила нас.

– Нам нужно отходить. У нас кончились патроны.

– Согласен. Надо сделать это именно сейчас. А то будет поздно.

– Берем гранаты и вперед, – сказал Садовский. – Известно ли вам, что в татарском языке нет слова «назад», есть только «вперед» – алга. Когда надо драпануть – разворачиваешься и алга!

– Я не татарин, – улыбнулся Спокойный.

– Пан поляк, – уточнил я, делая ударение, как это и положено у западных славян, на первом слоге.

– Потомок Ягайло, – одобрительно кивнул головой Садовский.

– Мне нравится ваше чувство юмора, – вежливо заметил Спокойный.