Книга Плейбой - Ханна Грей

был разбит. Я хотел, чтобы меня оставили в покое. А потом появился ты, как тот огромный котяра, которым и являешься, и заставил разговаривать о чувствах. К тому же, Ми сказала, что ты попал в НХЛ. Она узнала об этом от родителей. Почему, черт возьми, ты не позвонил и не сказал нам?

Игнорируя звонки родителей несколько недель, я наконец ответил. Рассказал новости о «Брюинз» и притворился так же взволнованным, как и они. Наверное, они решили разнести эту весть по миру. Я также сообщил команде. И как бы они ни были рады за меня, могу сказать, их также немного расстроило то, что это будет наш последний сезон вместе.

— Наверное, вылетело из башки, — я пожимаю плечами. — И я не собираюсь говорить о своих чувствах, Бо. Хорош доставать меня.

— Значит, вот почему твои приятели позвонили Ми и сказали, что ты в отчаянии? Тебе повезло. Она хотела приехать, но я пожертвовал собой ради команды, — он встает. — Так что поднимайся, черт возьми. Я голоден.

— Ты вечно голоден, — стону я.

Он хлопает себя по животу.

— Да, я растущий организм. Так что иди в душ, потому что ты воняешь и выглядишь отвратительно, встретимся у пикапа. И хватит уже хмуриться.

— Кто ты и что сделал с моим ворчливым лучшим другом? — говорю я, глядя на него.

— Кажется, мы поменялись местами. Теперь я счастлив и все такое, а ты угрюмый и катишься в пропасть.

— Вовсе нет.

— Да. Давай, живо.

Я осушаю пиво и жестом показываю бармену, что хочу еще, пока Бо доедает картошку фри.

— Рановато начал, а? — он кивает в сторону свежего пива, скользящего ко мне. — Знаешь же, что этим проблемы не решить.

— Насрать, — бурчу я, поднося обжигающе холодный стакан к губам.

— Твои родители волнуются. Мила волнуется, — Бо упирается ладонями в края тарелки. — Ты не отвечаешь на сообщения и звонки, а когда кореш Броуди позвонил Ми, это только подтвердило, что ты во всех смыслах конченый.

После той херни, что я выкинул с Броуди, он все еще заботится обо мне.

— Поговори со мной, Кэм. Я же, черт возьми, не умею читать мысли, — он усмехается. — Если бы умел, встречаться с твоей сестрой было бы намного проще.

— Разговорами ничего не исправить, Бо.

Я допиваю пиво, но когда собираюсь заказать еще, Бо пригвождает мою руку к стойке.

— Все, на сегодня хватит, — монотонно тянет он. — Ты и так уже хорошо принял на грудь30.

— Вот еще, — говорю я, хлопая ладонью по деревянной столешнице бара. — Как у тебя хватило наглости явиться сюда и пытаться указывать мне, как жить. Помнишь, что было несколько лет назад? Когда пропал со всех радаров? — я сверлю его взглядом, когда алкоголь начинает действовать, заставляя чувствовать себя непобедимым. — Помнишь, как ты два года всех игнорировал?

— У меня умер отец, — рычит он, тыча мне пальцем в лицо. — Я даю тебе одну попытку, Кэм. Одну. Гребаную. Попытку. И только потому, что я обещал Ми, что не буду надирать тебе задницу. Но если еще раз заикнешься об этом, жди последствий.

Он резко встает. Схватив меня за шкирку, стаскивает со стула.

— Знаешь что? Я не могу это выносить. Пошли, прогуляемся, — рычит он. — И нет, я не спрашиваю.

Я сопротивляюсь секунду, но быстро понимаю, что он не сдастся и не оставит меня в покое. Лучше уж поскорее покончить с этим.

Как только мы оказываемся на улице, он отпускает меня, слегка подталкивая.

— Это та девчонка, которая была на финале, да? — он идет рядом со мной. — Эбигейл или как ее там.

— Эддисон, — поправляю я. — И я, черт возьми, не собираюсь говорить о ней.

— Ми сказала, у нее есть ребенок. Дочь, верно? — его голос смягчается.

Я достаточно хорошо знаю Бо Бишопа, чтобы понимать, что ему сейчас требуется все терпение, чтобы не сорваться. У Бо всегда был вспыльчивый характер. А когда он злится, то превращается в страшного ублюдка. Но, честно говоря, мне все равно. Я никогда не отличался вспыльчивостью.

До этих пор.

Я продолжаю идти, натягивая капюшон.

— Наверное, непросто привязаться к ней и ее ребенку, — он смотрит на меня. — Вы сейчас общаетесь?

— Нет, — отрезаю я. — Кроме прошлого матча, когда Айла сбежала от матери и прибежала ко мне, — я чувствую резкую боль в груди. — А потом они ушли.

— Айла, — эхом отзывается он. — Сколько ей лет?

— Три. Весной будет четыре.

Каждый раз, когда упоминаю ее или имя Эддисон, каждый раз, когда приходится говорить о них, та оцепенелость, которую старательно поддерживаю, исчезает, и я вынужден все чувствовать.

— Она, наверное, тоже скучает по тебе, мужик…

— Черт, Бо! — шиплю я, прижимая его к стене. — Я не могу говорить о них, чтоб тебя! Почему просто не оставишь меня в покое?! — я отпускаю его. — Всю жизнь я был тем парнем, которому наплевать на все, кроме хоккея. Жил простой жизнью, кувыркался с малознакомыми девушками, играл в хоккей и ходил на вечеринки — вот чего придерживался. Если бы дальше так и жил, сейчас бы не чувствовал себя живым трупом31, — я закрываю глаза. — Она разрушила мою чертову жизнь. Я презираю эту суку.

Даже несмотря на всю злость на Эддисон, я никогда не буду по-настоящему считать, что она сука. Я чертовски люблю ее. Думал, что наконец обрел свое место в жизни. Теперь я знаю, что мне суждено быть всего лишь тем бабником, которым все и считают.

— Обещаю, все будет хорошо, — он кладет руку мне на плечо, опуская голову ближе. — Но прекращай. Это не выход, сам знаешь. И не можешь быть уверен, вернется ли она. Иногда так бывает.

— Она не вернется, — бормочу я.

— Не будь так уверен. И если хочешь ее, если уверен, что она та самая… ты не можешь просто сдаться. Ты не знаешь, что творится у нее в голове, Кэм. Но такое поведение, как сейчас, когда называешь ее сукой и напиваешься каждую секунду, не находясь на льду, не поможет вернуть ее, — он сильнее сжимает мое плечо. — Все будет хорошо, брат. Обещаю. Но ты должен собраться.

— Спасибо, — говорю я, не веря ни единому его слову. — Давай уйдем, пока люди не подумали, что мы парочка, у которой семейная ссора.

Он качает головой, губы изгибаются в улыбке.

— Мы оба знаем, что я бы победил.

— Да, в своих мечтах, — я начинаю идти, засунув руки в карманы.

Он, наверное, прав. Будь я Эддисон и наблюдай воочию собственное падение, я