Книга Уроки влюбленного лорда - Мишель Маркос

Шона обвила его шею руками. О, она могла бы повиснуть на его могучих плечах, и он даже не ощутил бы ее веса. Она приблизила к нему губы, требуя настоящего поцелуя, не нежного «я‑люблю‑тебя» поцелуя, когда он делал ей предложение, ни легкого соприкосновения губ, скрепившего их супружеские клятвы верности, но поцелуя брачной ночи, уединенности спальни, поцелуя «возьми‑меня‑как‑девку‑из‑паба».

Его губы, полные и теплые, были совершенными. Она могла бы целовать их не переставая. Но еще один орган требовал внимания, и она хотела, чтобы он наконец сделал ее своей женщиной. Шона стояла, прижавшись к Коналлу грудью, и малейшее его движение щекотало ее соски, еще больше распаляя желание.

Тяжело дыша, он оторвался от нее.

— Не торопись, Шона. Я хочу довести тебя до такого состояния, чтобы ты была без ума от меня.

— Я уже без ума, — прошептала она. — Ну же. Дай мне этот пояс, — сказала она, взявшись за пряжку.

Но Коналл остановил ее руки.

— Нет, чтобы не просто была без ума, а без ума от меня. Сядь на минутку. Я хочу тебе кое‑что дать.

Коналл бросил на нее хитрый взгляд. Шона плюхнулась на кровать, и Коналл вытащил из ящика стола листок.

— Это мой первый подарок тебе. С днем рождения, жена.

Она улыбнулась. Ей исполнился двадцать один год. В полночь она получила свободу от ученического контракта, а в полдень вышла замуж. Двенадцать часов свободы — и снова под опеку Коналла Макьюэна, но теперь на всю жизнь.

Иона как‑то обмолвилась, что супружество — это другая форма рабства по контракту, но она ошибалась. Шона могла уйти от Балленкриффа хоть сию минуту и никогда не возвращаться. Любовь была той порабощающей силой. И Шона знала, что навеки связана с этим человеком без всякой надежды на освобождение.

Она развернула листок. Это было письмо.

«Многоуважаемому лорду Балленкриффу

Сэр…

В ответ на ваш запрос могу сообщить вам следующую информацию. Мальчика по имени Кэмран Слейтер тайком принесла в этот приход не назвавшая себя женщина из клана Маккалох. Она горячо утверждала, что ребенок будет убит ее соплеменниками, если оставить его на ее попечении.

После пребывания в приходском приюте под вымышленным именем мальчика отправили обучаться морскому делу в Королевский флот, где он и прослужил все эти годы. На момент последнего запроса, когда ему было семнадцать лет, он находился на борту корабля его величества «Львиное сердце», получившего предписание идти в Средиземном море, чтобы сразиться с флотом Наполеона.

Я оставил в приемной адмиралтейства просьбу уведомить мистера Слейтера о вашем желании устроить встречу молодого человека с остальными членами его семьи. Не сомневаюсь в том, что, когда его корабль прибудет в порт, он получит разрешение связаться с вами.

Шлю вам сердечные поздравления в связи с предстоящим бракосочетанием и желаю счастья вам и вашей невесте.

Искренне ваш,

Ян Ньютон, церковный староста».

Шону охватила безудержная радость.

— Кэмран жив!

В ее глазах блеснули слезы счастья.

— Да, моя милая. Трое адвокатов работали не покладая рук, чтобы выяснить, какая его постигла участь. Похоже, что Маккалох приказал убить Кэмрана вместе с остальными членами семьи. Но нужно не иметь сердца, чтобы убить пятилетнего ребенка, и, вероятно, тот, кто получил этот приказ, сжалился над мальчиком. Как это произошло, никто не знает, но Кэмран каким‑то образом оказался в сиротском приюте в Глазго, а все последующие годы находился на службе его величества.

Шона соскочила с постели и бросилась Коналлу на шею.

— Спасибо! Спасибо тебе, что нашел моего брата!

Он обнял ее.

— Я рад, что ты счастлива.

Само сознание, что ее брат жив, а не пал жертвой диких зверей, как говорил Маккалох, уже было хорошим поводом для радости. Но в скором времени молодой человек, которым стал их брат, узнает, что его разыскивают сестры и где их найти. Впервые в жизни ее надежда стала чем‑то твердым и осязаемым и очень скоро превратится в реальность.

— Спасибо, что подарил мне моего брата. Больше всего на свете я мечтала о двух вещах. Кэмран был одной из них.

— А вторая?

— Вторую я держу в руках.

От уголков глаз Коналла разбежались паутинки улыбки, и он нежно поцеловал Шону в губы.

Она погладила его по волосам.

— Как ты думаешь, когда Кэмран вернется домой, он сможет предъявить права собственности на Рейвенз‑Крейг?

— Ему придется драться с Брэндабом Маккалохом, чтобы вырвать земли из его рук. Из личного опыта знаю, что это будет задача не из легких. Но Рейвенз‑Крейг принадлежит ему по закону, и он вправе вернуть его. — Коналл освободился из объятий жены. — А второй подарок хочешь получить?

У нее загорелись глаза.

— Он не может быть лучше первого.

Продолговатая ямочка на его щеке углубилась.

— Все же, я чувствую, что и он тебе понравится.

Коналл опустил голову и прижался к ее губам в пылком поцелуе. Ощущение было божественным. Здесь и теперь Шона чувствовала себя в полной безопасности. Мир больше не казался ей полем брани. Мужчина, в чьих объятиях она находилась, завоевал его для нее.

Обняв ладонью его точеную скулу, она вернула поцелуй мужу со всей страстностью, на какую была способна.

Вскоре ее тело начало отвечать на своем языке. Его страсть разожгла в ней огонь желания. Его грудь была стеной непроницаемых мышц, заключившей ее в плен его объятий. Коналл обхватил ладонями ее ягодицы, и в ее лоне вспыхнул пожар. Следом за чем его язык, вторгшись ей в рот, требовал от нее немедленной капитуляции. Его тело, которое она прежде воспринимала как кокон брони, в котором чувствовала себя в безопасности, теперь, похоже, атаковало ее со всех сторон.

В ней разрасталась лоза наслаждения и, змеясь сквозь ее конечности, тянулась к нему. Ее колено, само собой приподнявшись, заскользило вверх по его килту, но платье помешало прогрессу.

— Возьми меня, Коналл. Прямо сейчас.

— Нет, — улыбнулся он томно.

— Почему нет? — простонала Шона.

— Это мой второй подарок тебе, — ответил он, проводив ее до честерфилдского дивана из коричневой кожи. — Ты узнаешь, сколько удовольствия способно получить твое тело.

Теперь ее лицо находилось на одном уровне с объектом ее вожделения. Она протянула руку к его споррану[13]из тисненой черной кожи с серебряной окантовкой, который при всей своей красоте отделял ее от мужского естества Коналла.