Книга Щегол - Василий Горъ

за последние дни, иссяк, и я, задолбавшись «извращаться», перешел на обычный лесной шаг. Да, скорость движения, конечно же, упала, к этому моменту, по самым скромным прикидкам, было пройдено километров под шестьдесят, поэтому я пошел на поводу у моральной усталости и следующие два с лишним часа старательно не думал о том, что теряю время впустую. Зато раз восемь проверил плотность невидимости и качество отвода глаз на живых «датчиках», понаблюдал за последним актом схватки барсука с особо дурным или особо самоуверенным молодым волком, и не вляпался в сравнительно небольшое, но очень топкое болото. А без четверти восемь неплохо освежился, переплывая какой-то приток Еланки.

В общем, к моменту, когда подступающие сумерки потребовали врубить сумеречное зрение, чувствовал себя достаточно бодрым и даже подумывал о продолжении экспериментов. Тропу, натоптанную людьми, заметил случайно, наткнувшись взглядом на контур ботинка, отпечатавшийся на влажной земле. Первым делом почему-то подумал об отшельниках и о том, что они, вроде как, защищают подступы к своим владениям какими-то ловушками. Внимательно осмотревшись по сторонам, пришел к выводу, что группа людей, прошедшая по этой местности до меня, не задурялась движением след в след, и немного расслабился. Тем не менее, дальше двинулся по их маршруту, ибо он вел в нужном направлении, а те, кто его прокладывал, с достаточно высокой долей вероятности знали эту местность в разы лучше меня. Но снизил темп и удвоил осторожность, то есть, вглядывался чуть ли не в каждую тень и вслушивался в каждый шорох.

Первые минут двадцать-двадцать пять — впустую: ночной лес жил своей жизнью и плевать хотел на меня и мои опасения. Потом с одиннадцати часов послышался треск сучьев, и я, замерев на месте, уловил еще и странный хрип. Не знаю, что меня заставило задвинуть куда подальше желание рвануть в обход, а пойти на эти звуки, но я быстренько обновил все «баффы», разогнал восприятие просветлением, принял боевой коктейль и бесшумно обошел густой кустарник. А через несколько мгновений, еще толком не рассмотрев «картинку», возникшую на сетчатке, дернул за подушечку самосброса и ушел в первый рывок. Нет, вплотную к «кокону» из змеиного тела, сжимавшего человеческое, перемещаться не стал — подвесил сферу умиротворения метров с пяти-восьми. Благо, руки все еще сражающейся жертвы крепко держали пресмыкающееся за шею и мешали ему прицельно шмалять Молниями. Потом отрешенно пожалел об отсутствии игольника, сместился метра на полтора в сторону и, поймав момент, когда голова твари замерла в неподвижности, всадил ледяную иглу в открытую пасть. А после того, как змеюку заколотило, на всякий случай обновил сферу и продолжил вбивать иглу за иглой в медленно тускнеющее марево над самым широким «витком» темно-серого «шланга» диаметром с мое бедро.

Не знаю, какого именно ранга была эта гадина, но для того, чтобы просадить ее защиту, хватило тринадцати попаданий. Поэтому четырнадцатую я вбил с трех метров аккурат в правый глаз. А когда тварь забилась в агонии, вдруг понял, чем меня смущают руки ее жертвы, выхватил из ножен артефактный нож, подаренный Валерием Константиновичем Уфимцевым, и на удивление легко перехватил шею змеи чуть ниже женских ладоней. Второй, уже намного более «осмысленный» взмах, перерезал «шланг» на следующем «витке», а третий, четвертый и пятый «разобрали» всю верхнюю половину.

При этом я, пребывавший в состоянии «разгона», как-то уж очень легко прогнозировал последствия таких ударов, поэтому успевал уворачиваться и от конвульсий обрубков, и от струй крови, хлещущей из перерезанных сосудов. Зато жертва изгваздалась вся. Видимо, поэтому в тот момент, когда она смогла сделать полноценный вдох, и я увидел лицо, покрытое «черными» потеками, меня пробило на хи-хи. И пусть я задавил это желание, но первый вопрос задал с ехидной усмешкой:

— Э-это в-вы т-т-так до-о-обываете И-искры те-те-теневи-и-иков?

Женщина лет двадцати восьми-тридцати пропустила эту шутку мимо ушей и хрипло спросила, не Юдинец ли я, случайно.

Я отрицательно помотал головой:

— Н-не ду-у-умаю…

— Как это? — нахмурилась она, закашлялась и сразу же заскрипела зубами от боли.

— П-почти ме-ме-есяц с-стра-а-адаю от а-амне-е-зии. И-имя по-омню. По-омню, ч-что до-обытчик. А фа-амилию — н-нет.

— Раз добытчик, значит, точно не Юдинец… — уверенно заключила она, вернула в ножны на поясе метательный клинок, невесть когда перекочевавший за правое предплечье, и, морщась при каждом движении, начала избавляться от «пут».

Я помог. А после того, как последний обрубок был отброшен в сторону, подал руку.

— Сама… — прохрипела она, потом сообразила, что получилось резковато, сообщила, что «ублюдочная тварь» сломала ей ребра, и ответила на вопрос, зависший в воздухе: — Я не охотилась. Шла по следу похитителей младшей сестры. С ночным зрением восьмого ранга. Оно меня и подвело.

— П-п-по-охити-ителей? — невольно подобравшись, переспросил я, и женщину, только-только поднявшуюся на ноги, прорвало:

— Да: эти ублюдки уже полгода грабят окрестные деревеньки. Позавчера наведались к нам, в Михнево. И пока шестеро «рядовых» бандитов выносили магазин, трое «старших» вломились в наше единственное кафе. Там заметили мою сестру с двумя подругами и решили, что им срочно нужна женская ласка. Я в это время была на службе, в Мценске. Поэтому узнала о похищении аж через семь часов. Добиралась еще четыре. Потом выясняла, в какую сторону уехали эти твари, бегала вдоль всей границы Пятна, практически допрашивая встречных добытчиков, и так далее. В итоге воспользовалась советом одного старого охотника, забурилась вглубь Пятна километров на пятьдесят и пошла параллельно границе. На эту тропу наткнулась в пятом часу дня, нашла место, где следы ботинок было видно достаточно хорошо, и поняла, что трое мужчин тянули за собой девчонок, а остальные тащили очень тяжелые рюкзаки. Вот следом и рванула.

— В о-о-одиночку? — зачем-то спросил я.

Она криво усмехнулась и осторожно пожала плечами:

— Их боятся, как огня. А я, хоть и «восьмерка», но с неплохим арсеналом умений. И за сестру перегрызу глотку кому угодно…

…Очередной приток Еланки искали больше часа и за это время встряли аж четырежды. Что, в общем-то, не удивляло, ибо свежей кровью от Ольги тянуло со страшной силой. Кстати, первая же стычка — с полуторагодовалым медведем — резко отбила у нее всякое желание торопиться и автоматически добавила веса всем моим советам или пожеланиям. А вторым чрезвычайно веским аргументом в пользу необходимости как можно быстрее и как можно добросовестнее помыться стало ощущение полнейшей беспомощности — да, до противостояния со змеей госпожа Кольцова усиливала свое тело каким-то хитрым умением