Книга За глупость платят дважды - Саша Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посмотрел на часы. Еще четверть часа.
Сел на диван, взял недопитую бутылку пива, сделал глоток. Потянулся к лежащим на столе сигаретам Крамма. Придвинул к себе пепельницу, чиркнул спичкой. Выпустил в потолок струю сизого дыма.
Стрелка часов двигалась медленно, казалось, что она вообще замерла на одном месте. Шпатц докурил. Встал. Достал из шкафчика два бокала, поставил их на стол. Взял наполовину пустую бутылку хереса, плеснул в каждый бокал по несколько капель. «Мы пришли, выпили по бокалу хереса, — мысленно проговорил он, репетируя будущую речь перед полицаем. — Потом удалились в спальню... Ну, вы понимаете?»
Шпатц посмотрел на свои ноги в ботинках. Усмехнулся, скинул их, стянул носки.
Что-нибудь еще?
Шпатц прошелся по номеру, оглядываясь вокруг. Портфель Крамм забрал с собой. Аусвайс? Может достать документы из кармана пиджака? Хотя нет, будет подозрительно. Пусть уж горят вместе с одеждой.
Снова посмотрел на часы. Пора.
Стекло спальни со звоном разлетелось, осколки посыпались под ноги Шпатца и на брусчатку улицы. Шпатц чиркнул спичкой и поднес трепещущее пламя к торчащей из бутылки тряпке фитиля. Бросил взгляд на тело Маргрет, почувствовал короткий укол сожаления и с силой разбил бутылку об спинку кровати.
Стена пламени взметнулась, в одно мгновение поглотив смятые простыни, одеяла и подушки и скрыв от глаз Шпатца тело девушки.
Шпатц спешным шагом прошел через гостиную и распахнул дверь в комнату Крамма. Разбил окно, чиркнул спичкой. Мгновение посмотрел на бегущее по полосе ткани пламя. И со всего размаху грохнул ее о прикроватную тумбочку.
Теперь гостиная.
Снова оглушительный звон стекла. Спичка... В спальне Шпатца что-то с грохотом и звоном разлетелось. Наверное, стеклянный плафон люстры. Пальцы отчетливо подрагивали. Еще одна спичка сломалась. Проклятье... Третья бутылка занялась только с третьей попытки.
Шпатц швырнул ее в середину комнаты, прямо на стол. Горящие брызги упали на диван и попали на шторы. Пламя побежало по цветной ткани вверх, к потолку, заплясало оранжевыми чадящими языками по золотистой бахроме, окрашивая замысловатую лепнину в черный. Шпатц стоял возле входной двери и смотрел, как огонь стремительно ширится и заполняет комнату. Кожу жгло жаром, дышать становилось все тяжелее. Бабах-бабах-дзинь! Полопались стеклянные шары люстры и посыпались на обуглившися стол острыми осколками.
Где-то снаружи, прорываясь сквозь гул ревущего пламени, завыла сирена пожарной машины.
Пора...
Шпатц, качнувшись, схватился за дверную ручку. Перед глазами уже плыло, легкие горели от дымы и недостатка воздуха. Щелкнул замок. Дверь открылась.
Он выпал в коридор, уже почти без сознания. Глаза слезились, в груди горело.
Шпатц упал на четвереньки и закашлялся. Сквозь мутную пелену заметил, что к нему уже спешит Манфред.
— Герр штамм Фогельзанг! — старик подставил плечо, помогая Шпатцу подняться и отойти до двери, через которую клубами вырывался дым, подсвенный багровыми языками пламени. — Горе-то какое! Что же это...
Портье повлек Шпатца к лестнице, Шпатц переставлял ноги, не сопротивляясь. Потом остановился и сделал попытку броситься назад.
— Она осталась там, герр Манфред! — Шпатц закашлялся. — Она осталась там, надо попытаться ее спасти!
— Нет, герр штамм Фогельзанг! Нет! — Манфред с нестарческой силой обхватил Шпатца руками и потащил вниз. — Никого вы уже там не спасете, там же огонь до потолка! Пожарные уже едут, идемте же на улицу, нельзя здесь быть!
Шпатц позволил вывести себя на крыльцо и сел на ступеньку, обхватив голову руками. Из горла вырвалось короткое рыдание. Он уже не понимал, играет он или на самом деле плачет. По сладкой неге, которую дарила ему Лелль, по грубоватой нежности Маргрет, по всей своей прежней жизни...
Он так и сидел в этой позе, не обращая ни на что внимания. Не поднял голову даже когда у крыльца завизжали тормоза мобиля фрау пакт Гогенцоллен.
— Кто остался в вашем номере, герр штамм Фогельзанг? — спросила фрау пакт Гогенцоллен.
— Лелль, — бесцветным голосом ответил Шпатц.
— Это имя? А как фамилия девушки? — женщина повернулась к сидящему на диване Шпатцу. Этот номер был меньше, чем тот, в котором жили Шпатц и Крамм. Приехавший с Бенедиктой оберфельдфебель, фамилию которого Шпатц не запомнил, настаивал на том, чтобы отвезти Шпатца в полицайвахту и допросить по всей форме. Шпатц безмолвствовал, но на его сторону неожиданно встал Манфред. Он устроил фрау пакт Гогенцоллен форменный разнос за бездушие и нечуткость. «Какой еще допрос?! — кричал он, потрясая зажатым в руке полотенцем. — На моего гостя напали, его девушка погибла в огне, а вы мне тут будете говорить про допрос! Да у него и вещей-то не осталось, вы что потом его выгоните на улицу в халате?» Под напором старого портье фрау сдалась, взяла у него ключи от свободного номера и попросила Шпатца проследовать туда. Шпатц подчинился.
— Я не знаю ее фамилии, — сказал он. — И вообще не знаю, есть ли у них вообще фамилии. Она не из Аренберги. Она приехала на корабле из Карпеланы.
— Что она делала в вашем номере? — резко спросила Бенедикта.
— Была в гостях, — ответил Шпатц.
— Кто-нибудь еще об этом знает? — фрау пакт Гогенцоллен перестала записывать.
— Герр Кош знает, что мы ушли вместе вечером, — Шпатц сидел, сгорбившись, и смотрел в пол.
— Герр Кош?
— Инспектор, — объяснил Шпатц. — Перед прогулкой она всегда была обязана у него отмечаться.
— Вы встречались не в первый раз?
— Во второй.
— Что именно произошло этой ночью?
— Я пришел в ее гостиницу, — начал Шпатц. — Герр Кош сказал, что Лелль занята, а я сказал, что подожду ее в ресторане. Потом она освободилась, и мы пошли гулять. Ходили по улицам, разговаривали. Смеялись. Потом пошли ко мне.
— Во сколько именно это было?
— Не помню, если честно, я не смотрел на часы. Было уже темно.
— Что произошло потом?
— Мы выпили по бокалу шерри. Потом разделись и переместились в спальню. В какой-то момент я проснулся и вышел в ванную комнату. Наверное, из-за шума воды не расслышал звон разбитого стекла. А когда я открыл дверь, все уже горело.
— Ва собирались жениться на этой девушке? — спросил вдруг молчавший до этого момента оберфельдфебель.
— Нет, — ответил Шпатц.
— Вы понимаете, что это аморально? Что ваше