Книга Театр мира. История картографии - Томас Рейнертсен Берг

грезил морским дном. Пытаться понять Землю, исследуя только те тридцать ее процентов, которые мы видим над водой, думал он, всё равно что описать футбольный мяч, разглядев лишь его шнуровку. Большинству геологов эта мысль не приходила в голову. Да и океанологи понятия не имели, чем он там занимается. Норвежец Харальд Ульрик Свердруп, возглавлявший с 1936 по 1948 год Институт океанографии им. Скриппса в Калифорнии, считал, что морское дно интересно в первую очередь тем, что это место, где заканчивается вода. Док придерживался совершенно иного мнения: «Океан – это просто мутный туман, который мешает мне видеть дно. Честно говоря, я бы хотел, чтобы он вообще высох».

Уже в 1930-е годы его исследования показали, что континентальный шельф в основном состоит из осадочных образований, то есть пористых горных пород, разбросанных по коренным породам, которые часто содержат нефть и газ. Он предложил нефтяной корпорации «Стандарт Ойл» поддержать его изыскания, но ему ответили отказом – на поиски нефти в воде компания не желала потратить и пяти центов.

Во время Второй мировой войны Дока поддержали американские ВМС, предоставившие ему деньги для новых экспериментов в обмен на то, что он поможет им искать своим гидролокатором и первой в мире подводной камерой немецкие подлодки.

«Во время войны мы часто заговаривали о том, как занятно будет применить все эти наши изобретения в научных исследованиях, когда всё закончится», – говорил Док. Так и вышло: в послевоенный период морские исследования росли как на дрожжах. Атлантический и Тихий океаны стали стратегическими рубежами, разделявшими две мировые сверхдержавы. Док занял пост профессора только что созданного Института Земли при Колумбийском университете в Нью-Йорке, а когда в 1948 году к нему пришла устраиваться на работу молодой геолог с внушительным послужным списком, Док лишь спросил: «Вы чертить умеете?»

ГЕОЛОГИНИ

Вторая мировая война открыла для американских женщин небывалые возможности. Как-то в 1942 году Мэри Тарп слонялась по Университету Огайо, не зная, что выбрать – философию, музыку, искусство, английский, немецкий, зоологию или палеоботанику – и вдруг наткнулась на объявление Мичиганского университета: студентам-геологам гарантировали работу в нефтяной отрасли после окончания университета. Тарп уже немного познакомилась с геологией. Она прослушала курс, набравший семьдесят три студента, среди которых было всего три девушки. Оценками не блистала, но преподаватель посчитал ее небесталанной и посоветовал совместить геологию с черчением, так она хотя бы сможет устроиться геологом на работу в офис. Это было привычное место женщины, тогда как в реальной геологии подвизались исключительно мужчины.

Но теперь мужчины воевали и, естественно, в университете остались одни студентки. Мичиган был переполнен «геологинями» – девчонками с геологического факультета. В джинсах, заправленных в высокие горные ботинки, они отправлялись на практические занятия в Блэк-Хилс, где изучали скальные породы и чертили карты местности. Никто тогда не знал, как возник этот горный хребет. Почему вообще есть горы и долины? Почему земная кора не гладкая, как скорлупа?

В одном из учебников, по которым училась Тарп, говорилось: «Причины деформации земной коры – одна из величайших научных загадок, о которой можно рассуждать лишь теоретически. Об отсутствии определенных знаний в этой области свидетельствуют многочисленные противоречивые попытки объяснить это явление». У одного лишь преподавателя Гарвардского университета наготове было целых девятнадцать различных объяснений того, как образовались горы. Тарп, в частности, узнала о теории, согласно которой Земля после своего огненного рождения, остывая, сжалась, и это привело к деформации рельефа, узнала она и о континентальном дрейфе, когда материки менялись местами. Большинство геологов эти теории отвергало. Что же до других гипотез, сообщал учебник, то их слишком много, чтобы можно было изложить. Быть геологом – значит, по большей части уметь формулировать более или менее обоснованные догадки.

К концу Второй мировой войны Тарп закончила четыре семестра, необходимые для получения степени магистра геологии, однако решила, что знает недостаточно, поэтому записалась еще на курсы физики, математики и химии. Такая любознательность напугала ее руководителей, и они, боясь, что Мэри забросит геологию, устроили ее сразу же после экзаменов на работу в нефтяную компанию. Она неплохо зарабатывала, но сходила с ума со скуки – как правило, женщинам давали поручения, с которыми они слишком легко справлялись, так что в свободное время Тарп продолжала корпеть над математикой. Кроме того, она брала уроки по сферической тригонометрии, науке о том, как вещи соотносятся друг с другом на сфере. Такие знания полезны в далеких странствиях по океану, так как помогают ориентироваться и составлять карты.

Через двадцать лет после того, как маленькая Мэри впервые увидела океан, она снова увидит его, когда переедет в Нью-Йорк в поисках нового приложения своих сил, приведших ее в Колумбийский университет и Институт Земли. «Я подыскиваю работу», – сообщила она институтскому секретарю. «Работу?» – «Вот именно. На факультете геологии мне сказали, что док…», – она бросила взгляд на записку, спрятанную в руке, – …Морис Юинг набирает сотрудников». Секретарь проводила ее к Доку. Тот, выслушав рассказ Тарп об ее отце-картографе, о магистерской работе по геологии и буднях в нефтяной компании, задал свой знаменитый вопрос: умеет ли она чертить?

НЕОЖИДАННАЯ ТРЕЩИНА

Ее первый тьютор был прав: женщины, увлеченные геологией, должны уметь чертить. Поэтому Тарп ответила Доку, что чертить она умеет, и получила работу в институте, где двадцать три человека теснились в трех комнатах и пытались понять, как взаимодействуют океаническое дно, суша и атмосфера. Тарп стала шестой женщиной в коллективе. Мидж вела бухгалтерию; Джин, ведущий математик и физик, готовила кофе, печатала на машинке и выполняла мелкие административные поручения; Эмили и Фэй, тоже математики, помогали с расчетами одному из сотрудников-мужчин, тогда как Мэри, магистр геологии, бакалавр математики, а также дипломированный физик и химик чертила копии карт и составляла таблицы расчетов.

Вскоре после того, как ее приняли на работу, институт переехал в новое, более просторное здание на берегу Гудзона, подаренное им вдовой Флоренс Ламонт, и сменил название, став обсерваторией Земли Ламонт-Доэрти – в знак того, что теперь они занимаются не только геофизикой.

Переезд никак не повлиял на работу Тарп. Но четыре года рутины ее порядком утомили. Она уехала в Огайо к отцу и не возвращалась, пока не получила телеграмму: «Считайте, что вы в бессрочном отпуске. Док». Юинг решил, что рутинную часть ее обязанностей возьмет на себя геолог Брюс Хизен, более молодой и менее титулованный. Вот как описал их первую встречу много лет спустя немецкий дамский журнал: «…тонкая талия, пышная длинная юбка, изящная фигура. Она была само очарование. От него веяло мужественностью, когда он подошел к ней, и она почувствовала теплый запах его кожи. Низким голосом он сказал: „Мэри, мы нанесем на карту весь земной шар и весь подводный мир. Науке придется с этим смириться“. В тот вечер