Книга Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха - Роберт Кочарян

просто тема меня настолько задевала за живое, что говорить спокойно не мог.

В ходе этих горячих дискуссий меня активно поддержали Вазген Саргсян, Серж Саргсян и, конечно, карабахское руководство. Я видел, как сложно было Вазгену впервые перечить человеку, чье лидерство он много лет принимал беспрекословно, какие внутренние усилия ему требовались, чтобы преодолеть влияние харизмы Тер-Петросяна. Человек очень эмоциональный по характеру и глубоко национальный по мировоззрению, Вазген Саргсян так близко к сердцу принимал интересы Карабаха, что другого выбора у него и не могло быть. В каком-то смысле мне было проще: меня не связывала с Тер-Петросяном личная дружба. Я жил в Карабахе, он – в Армении, мы встречались только для решения важных вопросов. Относились друг к другу с уважением, взаимодействовали и сотрудничали на равных. Для меня он всегда оставался коллегой, а не шефом и уж тем более не кумиром.

Это заседание Совбеза оказалось ключевым событием тех дней, оно внесло ясность в сложившуюся ситуацию. Стало очевидно, что президент не откажется от задуманного и что мы его не поддержим. Заседание Совбеза окончательно развело нас по разным лагерям, уничтожив последние иллюзии о возможности сближения позиций.

Конфликт перешел в открытую фазу.

23 января министр обороны Вазген Саргсян провел пресс-конференцию, где впервые публично заявил о своем категорическом несогласии с позицией президента. Саргсян произнес очень эмоциональную, но вместе с тем содержательную речь. Он говорил, что «мы не можем на это идти», говорил яростно и страстно, и я видел, что Саргсян очень сильно переживает происходящее.

Внутриполитический кризис был налицо. Премьер-министр, министр обороны и министр внутренних дел и нацбезопасности выступили против намерения президента подписать документ по урегулированию карабахского конфликта. Человек очень властный, Тер-Петросян – надо ему отдать должное – никогда не лез в микроменеджмент, считая себя выше этого. Но если он принимал решение по крупным вопросам, то уже никогда его не менял.

Вся страна замерла в ожидании развязки. Это могла быть либо отставка несогласных с президентом, либо уход самого президента. Ход был за ним.

Ситуация для Тер-Петросяна сложилась крайне сложная. Пойти на реализацию плана Минской группы при таком внутриполитическом кризисе он не может – тема слишком чувствительная, нужна широкая внутренняя консолидация. Отправить в отставку премьера и силовиков? Слишком рискованно. К тому времени я уже полностью контролировал исполнительную власть. Министр обороны Вазген Саргсян к тому же являлся бесспорным лидером «Еркрапа» – ветеранского движения, созданного сразу после войны. «Еркрапа», что в переводе означает «хранители страны», представляла тогда достаточно весомую силу. Война закончилась недавно, и ветеранская организация, причем структурированная, пользовалась огромным влиянием, в том числе и на выборные процессы.

Карабахское руководство также не поддерживало Тер-Петросяна.

Надо понимать, что эти события разворачивались после проблемных выборов 1996 года, и вспыхнувшее после них массовое недовольство тогда было сглажено моим приездом в Армению. Но острый конфликт президента с политическими оппонентами сохранялся, и наш уход в оппозицию привел бы к неминуемой отставке самого Тер-Петросяна.

Все мы жили тогда на правительственных дачах. Там были прекрасные аллеи, и вечером после работы мы часто выходили пройтись и поговорить. Теперь основной темой наших разговоров стали разногласия с Тер-Петросяном по Карабаху. К тому моменту наше общение с президентом уже полностью прекратилось. Моя последняя встреча с ним лишь обострила взаимные претензии. Я тогда сказал ему:

– Левон, на то, что ты предлагаешь, я ни за что не пойду. Напротив, всеми силами буду этому противодействовать. Я в Карабахе был переизбран президентом и всего через три месяца после выборов приехал сюда исключительно по твоей просьбе. Ты можешь меня снять – хоть сейчас подпиши указ, я уйду. Но сам заявление писать не буду. Снять же министров без меня тебе не позволяет Конституция.

Как мне рассказал Вазген, у него с президентом состоялся очень схожий разговор.

После этого единственным каналом связи с Тер-Петросяном остался Серж Саргсян – через него мы передавали президенту все свои вопросы и предложения. Сохранялось общение и с Бабкеном Араркцяном, с которым у меня сложились особо теплые отношения. Он искренне переживал происходящее и пытался в силу своих возможностей все сгладить, но безуспешно.

А страна тем временем жила в тревожном ожидании. Какой будет развязка – мирной или столкновения неизбежны? Кто выйдет победителем и какие последствия это за собой повлечет? Повисшая в воздухе неопределенность, предчувствие возможного передела власти влияли на все, от функциональности госаппарата до уровня преступности. Все понимали, что с этой ситуацией нужно срочно что-то делать.

В конце января мы получили от Тер-Петросяна неожиданное предложение. Он пригласил Сержа Саргсяна к себе и сказал: «Я вижу, что у меня ничего не получается. Хорошо. Решайте сами. Передай Роберту и Вазгену, что я могу остаться президентом формально и ни во что не вмешиваться, как “англиакан такуи” – английская королева. Делайте то, что считаете нужным, а там посмотрим, что из этого выйдет. Пусть история рассудит, кто из нас прав».

Я категорически возражал против такого варианта. Полномочия президента по Конституции были слишком широкими – не то что у английской королевы. К тому же все знали, что Тер-Петросян не любит проигрывать и никогда не забывает обид.

У меня еще была свежа в памяти одна из последних с ним встреч, за пару недель до его разговора с Сержем. Когда я в очередной раз попытался убедить Тер-Петросяна отказаться от принятого решения, он вдруг резко поменял тему разговора и стал вспоминать свои давние затаенные обиды. Я очень удивился – я не помнил и половины случаев, о которых он говорил. Но тут Тер-Петросян достал увесистый блокнот, открыл его и стал зачитывать, когда и как я, по его мнению, поступил неправильно и обидел его. Мелкий ровный почерк покрывал страницу за страницей – вот там я что-то не то сделал, тут – что-то не так сказал… Я и представить себе не мог, что те мои поступки или слова могли его как-то задеть. Среди прочего Тер-Петросян говорил, что, став премьером, я выказывал недостаточно уважения президенту, не согласовывал с ним многие действия, в том числе и кадровые назначения. И это было чистой правдой! Но ведь с самого начала, прежде чем дать свое согласие на переезд, я предупреждал: готов стать премьером только при условии полной самостоятельности. Я действительно по своему усмотрению назначал людей на должности – но в рамках моей компетенции и полномочий! В блокноте имелась запись и о том случае, когда он попросил меня снять начальника таможни, а я отказал. И даже старая история об одном моем назначенце, который много лет назад, в 1989 году, написал резкую