Книга Хранители могил - Мелисса Марр

— В одном я с тобой согласен: это не будет началом отношений. Они начались уже давно.

Ребекка молча посмотрела на него. Его слова мигом отразилось на ее лице. Шок. Байрон дрогнул. Обнаженная Ребекка была красива. Очень красива. Все двигалось по известному сценарию, и если он хотел прекратить знакомую игру, то нужно сделать это сейчас, пока чары Ребекки не лишат его способности думать и принимать решения.

Байрон встал.

— Прежний сценарий не пройдет, Бекс. Я давно не подросток, которого можно поманить, а потом оттолкнуть. Не заигрывай со мной, если не готова к последствиям.

— Ты говоришь мне «нет»?

Ребекка, на которой не было ничего, кроме трусиков, молча залезла в постель. Байрон прикрыл ее одеялом и пошел к двери.

— Байрон!

— Да, Бекс, — сказал он, берясь за дверную ручку.

— Честно… я ни к чему не готова. Ни к нашим отношениям, ни к миссии Хранительницы.

— А твоя готовность ничего не значит. Наши отношения существуют, и ты — новая Хранительница.

— Знаю, — прошептала она.

Он открыл дверь.

— Байрон!

— Ты хочешь еще что-то сказать?

— Я хочу, чтобы ты спал здесь.

— Просто спал?

Ребекка не отвечала. Она тяжело дышала. Байрон считал каждый ее вдох и выдох.

— Я хочу… не только это. Чего-то, что было бы важно для нас обоих.

Байрон улыбнулся и закрыл дверь. Не совсем то, что он хотел услышать, но и не повторение прежних заклинаний.

Он вернулся в постель и крепко прижал к себе Ребекку.

38

Ребекка встала сразу же, как проснулась. Правда, солнце успело встать чуть раньше. Вчера она забыла задернуть шторы, и потому в комнату свободно лился свет нового дня. Под ногами скрипнула старая доска. Сколько Ребекка себя помнила, эта доска скрипела всегда. Попытаться поспать еще? В голову сразу же полезли мысли. Ребекка решила больше не ложиться — кончится тем, что она будет чувствовать себя разбитой весь день. А упорядочить мысли лучше всего с чашкой кофе в руках.

Ребекка надела поднятую с пола ночнушку и успела дойти до двери. Тут проснулся Байрон.

— Убегаешь, или просто не спится?

— Утро, между прочим.

Байрон сощурился на красноватый свет за окном.

— Бекс, еще совсем рано.

— А ты можешь пока не вставать.

Она повернула круглую стеклянную ручку и вышла. Внизу Херувим завел свою утреннюю песню, требуя кошачьего корма. Ребекка улыбнулась. В водовороте двух минувших дней даже знакомое и постоянное обретало совсем иной смысл.

Байрон протер глаза.

— Если ты запустишь кофе, я приготовлю завтрак, — предложил он. — Нужно встретиться с городским советом или с мэром. Чего тянуть?

Ребекка вспомнила об угощении, принесенном соседями Мэйлин. Большинство блюд не годились для завтрака, но после осмотра холодильника удалось найти то, что неплохо подходило к кофе.

— Смотри, я значительно упростила тебе задачу.

— Холодные закуски ешь сама, раз ты их любишь. А я приготовлю яичницу с ветчиной, — сказал Байрон.

Он отчаянно зевал и моргал, прогоняя последние остатки сна.

— В нашей жизни не все изменилось, — усмехнулась Ребекка. — Ты так и не научился просыпаться рано утром.

— Когда мне надо, я могу встать в любое время суток, — сказал Байрон, обнимая ее.

— Постой. Это что, опять выбор? Байрон или кофе? Секс или еда?

— Можно все сразу. Последовательно. Ты об этом не думала?

— Би, я годами думала о тебе, — вдруг призналась она и, чтобы не продолжать, поспешила к холодильнику за угощением для кота.

Утихомирив настойчивые «мяу», Ребекка включила кофеварку и стала выкладывать на поднос ломтики ветчины и хлеба. Ей хотелось есть, и она, не дожидаясь кофе, соорудила себе небольшой сандвич. Шум воды в душе был сейчас, пожалуй, самым приятным звуком. Когда рядом еще кто-то, легче не думать о том, что ей придется жить одной в большом старом доме. Жить одной, к тому же безвыездно.

Только сейчас Ребекка не умом, а сердцем ощутила главную особенность своего нового положения. Ей больше не уехать из Клейсвилла. Миссия Хранительницы запирала ее в этом городе, как в ловушке. В общем-то она и не собиралась ни возвращаться в Сан-Диего, ни переезжать в другой город. Но одно сознание того, что ты свободна и можешь ехать, куда пожелаешь… оно многого стоит. Эту свободу у нее отняли. Столько лет подряд она убегала от всех привязанностей — и вот они все здесь. Миссия, Байрон, ее обязательства перед Чарльзом и перед городом. Слишком многое было решено за нее, причем давно. Она просто не знала. Получается, и ее свобода была лишь иллюзией. Ей вспомнилось письмо Мэйлин. Прежняя Хранительница, сколько могла, хранила ее от будущего.

Кофеварка зафыркала. Ребекка сполоснула две чашки; в одну налила для себя, другую оставила на столе. Байрон не любил теплый кофе.

Байрон вышел из душа; похоже, вытирать волосы он вообще не любил. И прошлепал босыми ногами прямо к кофеварке.

— Я не могу отсюда уехать, — сказала Ребекка, проверяя словами ощущение, которое они у нее вызывали.

— Да, Бекс. Причем мы оба. Я еще вчера пытался объяснить тебе это на кладбище.

Он налил кофе, сел. Профессия научила Байрона бесстрастному выражению лица. Сейчас это умение было как нельзя кстати.

— Я не знаю, насколько сильно это касается тебя. Я подписывал договор. От Хранительниц этого не требуется.

— Ты подписал договор? Что ты этим пообещал Чарльзу?

— Не знаю.

Стараясь не встречаться с Ребеккой глазами, Байрон соединил ломтик ветчины с кусочком сыра и стал жевать этот странный бесхлебный сандвич.

— Ты не знаешь, под чем подписался? Но как же ты мог не прочитать договор?

— Бекс, я тебе уже рассказывал. Отец меня торопил. Говорил, что договор можно будет прочитать и потом. Неужели ты забыла? У меня был не слишком блестящий выбор: или подписать и вернуться к тебе, или остаться там.

— Наверное, я вчера не вдумалась в твои слова. Это что, в самом деле?

— Меня как-то не тянуло проверять, так это или нет.

Ребекка встала, взяла свою чашку и пошла к окну. Действительно, после короткого сна в мозгах появилась некоторая ясность. Значит, Байрон, не читая, подписал договор. Его выбору не позавидуешь, но у него хотя бы был выбор. Ее же просто… ввинтили на место Хранительницы, как ввинчивают новую лампочку взамен перегоревшей.

Байрон встал, налил себе еще кофе.

— Делать на тебя яичницу? — спросил он.