Книга Прекрасные сломанные вещи - Сара Барнард

– Нет, не станешь.

Мы постояли так минуту-другую, а потом я расцепила объятия и потянулась за зонтом.

– Научишь меня танцевать?

Она кивнула, вытирая глаза.

– Ты правда ни разу не смотрела «Поющих под дождем»? – спросила она хрипло, но своим обычным голосом.

– Смотрела, конечно, – сказала я, отходя от нее с грацией картошки. Под ногами захрустел гравий. – Как там? Ла-ла-ла-ла?

Я раскрыла над головой зонт и завертела им, подражая ей.

– Ну вот, видишь, я тебе не нужна. – Она широко улыбалась, наблюдая за мной.

Я улыбнулась, расширяя танцевальные круги. Что я чувствовала? Что за странное опьянение вынуждало меня танцевать на крыше посреди ночи? Это не было простым счастьем: мою грудь все еще сжимала тревога, которая не отпускала меня всю ночь. Однако это было не плохо. В этом была какая-то странная свобода, и я хотела ее запомнить. Вот она, новая версия меня.

– И все это благодаря тебе, – крикнула я.

Поверхность под ногами изменилась.

– Ты о чем? – улыбнулась Сьюзан.

– Ну, что я тут танцую на крыше. – Я шагала по крыше, недоумевая, куда подевался гравий. – До встречи с тобой я не делала ничего интересного. А теперь…

Раздался треск, и мы обе подскочили.

– Что это было? – встревоженно спросила Сьюзан.

Я застыла на месте, не решаясь посмотреть на ноги.

– Эм… – Голос у меня так дрожал, что я едва могла говорить. – Похоже, я стою на световом люке.

От ужаса на ее лице мне стало еще страшнее.

Из-под ног донеслось легкое потрескивание. Сердце бешено застучало, и кровь загудела в ушах.

– Не двигайся, – сказала она, и вопреки панике на лице голос ее звучал спокойно. – Я сейчас тебя оттуда заберу, ладно?

Она направилась ко мне.

За секунду до падения я уже знала, что упаду.

В короткое мгновение, когда стекло под моими ногами уже поддалось, а гравитация еще не включилась, мой мозг выбрал, о чем подумать. Падая в лавине из осколков стекла и грязи, я не слышала криков – своих и Сьюзан. Я не видела, как стремительно приближается земля.

Я увидела пятилетнюю Рози, когда она, задыхаясь от торжествующего волнения, протянула мне ленту. Я услышала ее дрожащий от восторга голос – тогда его еще не иссушил сарказм.

«И вот теперь мы лучшие подруги».

Меня настигла земля.

Тогда

26

Есть один плюс в том, чтобы упасть с шестиметровой высоты сквозь стеклянную панель. Потеря памяти.

Конечно, не абсолютная. Но ее хватило, чтобы минимизировать шок. Мой мозг ко мне очень добр.

Когда я уже заново научилась управлять конечностями и меня перестало тошнить при любой попытке встать, я все равно не помнила почти ничего из того, что случилось в первые двенадцать часов после падения. Были какие-то обрывки воспоминаний. Они всплывали от случайных фраз, звуков, прикосновений. Грубое царапанье шейного ортеза по горлу. Плач какой-то девочки. Свет в зрачках.

Терпеливый, спокойный голос.

– Кэдди?

Я тогда подумала: кто это?

Бегущие по потолку полоски света.

И боль. Ох, как же было больно. К счастью, боль скоро закончилась: я ныряла в забытье и всплывала обратно, а потом мне давали таблетки. Но память о боли настигала меня в самые неожиданные моменты еще много месяцев спустя. Словно каждый нерв в моем теле бил тревогу: ЧТО-ТО НЕ ТАК.

И, конечно, со мной много что было не так. Помимо сильного сотрясения – врачи сначала думали, что я повредила мозг, и, по словам мамы, это были худшие пять часов в ее жизни, – я сломала ногу в двух местах, раздробила запястье и заполучила три сломанных ребра.

Но я выжила вопреки всему. Во мне была решимость, о которой я и не подозревала.

Почти все утро и день родители сидели со мной, но я ничего не помню из наших разговоров.

– Это, наверное, к лучшему, – сказала позже мама. – Ты явно была не в себе. Все повторяла, что испортила ботинки. – Она рассмеялась и смахнула слезу. – Будто меня волновали ботинки. Но ты все говорила и говорила про них!

Первый осмысленный разговор случился позже тем же днем. Я проснулась и обнаружила в палате Рози. Она сидела на стуле, придвинутом прямо к моей кровати, и держала на коленях журнал «Космополитен».

– Эй, – сказала я.

Голова Рози резко дернулась вверх. Наши глаза встретились, и по лицу ее расплылась счастливая улыбка. От ее вида я чуть не расплакалась. Так улыбаются друзья, которые знают тебя больше десяти лет. Которые прощают тебе любой идиотизм. Назвать их лучшими друзьями – это не сказать ровным счетом ничего.

– Эй. – Она сжала губы, затем глубоко вдохнула и улыбнулась снова, на сей раз какой-то дрожащей улыбкой. – Кэдди, ох боже.

– Знаю, – сказала я, потому что я и правда знала.

Она опять попыталась улыбнуться.

– Вот уж идеальная возможность сказать: «А ведь я тебе говорила».

– Ты не злишься?

Она потрясла головой.

– Я слишком испугалась, чтобы разозлиться. Может, потом. Отложу до лучших времен.

Она положила журнал на прикроватный столик и придвинулась ко мне.

– Как ты?

– А, все в порядке, – на автомате ответила я, но пока я говорила, на меня опустилась пелена беспамятства, и я на секунду перестала слышать ее голос.

Я моргнула, пытаясь пробраться сквозь этот туман.

– Кэдс, ты сломала ногу, – сурово напомнила Рози. – Это не «все в порядке». А еще мама сказала, что твоя мама сказала, что ты упала с огромной высоты. И сотрясение. Тебе повезло, что ты не сломала шею.

От ее слов воспоминания прорвались мне в мозг. Было чувство, что мир уходит у меня из-под ног. Острое жжение осколков стекла на коже. Наверное, это все отразилось у меня на лице, потому что Рози с беспокойством посмотрела на меня.

– Ты в порядке?

Я попыталась кивнуть, что было ошибкой.

– Ага, – проговорила я вместо кивка. – Просто… ох. Голова кружится.

– Это, наверное, от лекарств. Тебя ими накачали. Наверное…

– А где Сьюзан? – перебила я ее.

Рози замолчала. Она посмотрела на дверь, плотно сжав губы, словно боясь, что ответ прорвется наружу. Потом обратила взгляд на меня.

– Не знаю. Дома, наверное.

В ее голосе зазвучал какой-то холодок.

– А почему не здесь? – Сердце испуганно пропустило удар. – С ней все хорошо?