Книга По ту сторону мечты - Юлия Цыпленкова

К этому времени слухи о пришлой уже давно добрались до поселения, в котором стоял нужный мне дом. Это было то поселение, которое мы проезжали первым, когда еще только направлялись в Иртэген. Тогда мы проехали мимо, и всё, что я услышала, это шум праздника лета, который отмечали люди, но теперь я желала въехать туда и осмотреться уже не из-под кулуза, не сквозь метель, а при свете летнего дня. Впрочем, не столько посмотреть, сколько показать себя, и маленький Ахтыр с родителями стали отличным поводом.

С этой же целью я уже договорилась с Ихсэн, моей первой подругой, отношения с которой продолжала выстраивать, посетить ее родню в другом поселении. А там и Сурхэм должна была отвезти меня к своей племяннице, которая жила по ту сторону реки, где также находились Зеленые земли. Пусть люди смотрят на меня, пусть слушают, пусть знакомятся не по слухам, а полагаются на свои глаза и уши. К тому же полезные связи могли найтись и там, где я их пока не искала. А после и Танияр познакомит меня с другими таганами.

Не стану рассказывать во всех подробностях, как прошла моя поездка к Агыль и Ильду. Но я успела пообщаться не только с ними, люди, как обычно тянулись ко мне, проявляя живое любопытство. Мы вновь обсудили мое появление на землях тагана, поразмышляли над моей принадлежностью к племени пагчи, потом вспоминали заповеди Белого Духа, поохали над моей дружбой с саулом и расстались вполне дружелюбно. Я увезла новый браслет, купленный у местного ювелира, и шкуру, которую подарил мне Ильд, как благодарность за помощь в родах и за привезенное благословение матери. Мои подарки тоже были приняты благосклонно. И, подводя итог, я признала свое посольство успешным.

Так что, несмотря на тоску по моему гостеприимному хозяину, я все-таки не скучала. Продолжала записывать впечатления и мысли, делала наброски реформ и предложений, которые могли бы внести улучшения в жизнь тагана и усилить его. Разумеется, я не спешила оглашать свои соображения, не обсуждала их даже с Юглусом или Сурхэм. И уж тем более не собиралась обговаривать с кааном и его матерью. Вот с Танияром хотела поделиться, но пока его рядом не было, и потому мои записи были в некотором роде баловством, которое, я надеялась, однажды станут планами для воплощения в жизнь.

А еще мне хотелось составить карту Зеленых земель и прилегающих территорий, а лучше еще и мировой атлас. Я поглядывала в угол у окна и видела в нем глобус, его там явно не хватало. Вообще кабинет казался мне пустым. В нем не хватало многого, что я считала необходимым, только взять эти предметы было негде. Мой взгляд скользил по стенам, задерживался на шкуре, и я поджимала губы. Хотелось внести улучшения. Ну, хотя бы иметь на стене портрет какого-нибудь государственного деятеля… алдара, например.

И с того момента, как мне пришла в голову эта мысль, она завладела моим сознанием. Наверное, тут была примешана и толика тщеславия. Мне вспомнились карикатурные портреты из дома каана, и хотелось показать, что такое настоящее искусство. Ну, хотя бы, что можно рисовать много лучше, чем это делал неизвестный мне художник. А я это точно делала лучше. Впрочем, унижать Селек видом более совершенного портрета я не желала, но для себя нарисовать хотелось.

У меня не было ни карандаша, ни красок, ни кистей, кроме той, которая предназначалась для письма, не было и холста или бумаги. Зато имелся запас чистых свитков и уголь, который я натаскала из очага. Почему нет? Попробовать стоило. И если бы не Илан со своими подарками, я бы уже впала в творческий экстаз, к которому стремилась моя душа. А потому, как только Сурхэм отправилась искать дарителя, чтобы вернуть ему подношения, я потерла руки и объявила пустоте:

— Приступим.

И, закусив кончика языка от особого тщания, я взяла в руки один из небольших кусочков угля и вызвала в памяти черты алдара. А затем уголь и свиток встретились… и расстались спустя несколько минут, когда первый набросок полетел на пол из-за неудачно нарисованной линии. Я подтянула к себе новый свертыш и продолжила ваять… марать… портить материал для письма, если уж быть до конца точной.

— Не то, — мотала я головой, и очередной набросок летел на пол. — Не то! — А спустя некоторое время и вовсе вскочила с места, потрясая над головой сжатыми кулаками: — Проклятье! — возопила я и заставила себя выдохнуть.

Когда вернулась Сурхэм, я была уже вне себя от злости и разочарования. То ли уголь был неправильным, то ли материал, на котором я рисовала, то ли мои руки, но выходило вовсе не то, чего я желала. Это доводило до белого каления, и я даже снова вскочила на ноги, потопала в обуявшей меня ярости и вновь схватилась за новый кусочек угля.

— Ашити…

— Что?! — рявкнула я и порывисто обернулась.

— Ой, — Сурхэм схватилась за сердце, после отмахнулась, будто от жуткого видения, и снова прижала ладонь к груди. — Чего это?

— Где? — мрачно вопросила я, и она ткнула в меня пальцем:

— Вот это. Уходила, человека оставила, а вернулась к урху из царства Черного.

— Ты о чем? — всё еще раздраженно спросила я.

Она повертела пальцем у себя перед лицом, покачала головой и ушла… или сбежала, это как поглядеть, уж больно стремительно пятилась Сурхэм, не сводя с меня подозрительного взгляда.

— Да что там такое?

— На себя-то глянь, — долетел до меня ответ из кухни.

Передернув плечами, я бросила взгляд на очередной рисунок, после вздохнула и направилась в свою комнату. Там посмотрела на свое отражение и… протянула:

— Хороша-а… Урх… — и расхохоталась.

Из отражения на меня глядела физиономия трубочиста, только что закончившего работу. Щеки, лоб, нос и подбородок, даже волосы были в черных разводах. Про руки и говорить не приходиться. Платье я тоже запачкала там, где успела его коснуться.

— Рисовать надо голой, — проворчала я и, стянув платье, отправилась приводить себя в порядок. И пока отмывалась, ворчала себе под нос: — Надо было рисовать краской для письма, вышло бы аккуратней.

Приведя себя в порядок и переодевшись, я прошла на кухню, где крутилась между столами Сурхэм. Она бросила на меня взгляд и усмехнулась:

— Опять человек.

— Я изгнала урха, — хмыкнула я и устроилась на стуле. — Вернула?

— Вернула, — кивнула прислужница, поняв меня без лишних пояснений.

— Сразу взял?

— Не сразу, — она покосилась на меня. — Брови нахмурил, руки за спину спрятал. Говорит, что не для того дарил, чтобы назад забирать. Говорит, от души поднес.

— И как забрать уговорила?

— Сказала, что отнесу кривой Хасме и скажу, кто ей подарки передал. Вот тогда сам у меня выхватил. Никто с Хасмой не хочет связываться, дурная она, и язык, как метла, всю грязь соберет и по тагану разнесет. Но я ему сказала, что ты благодаришь, но просишь ничего не дарить. Говорю, у нее всё есть, ничего не надо. А по цветам вообще слезы льет. Как видит, что красоту такую загубили, так слезами и обливается. А он мне говорит, что до того не плакала, даже спасибо сказала. Я ему отвечу, что знает Ашити заветы Белого Духа, потому и говорит спасибо, а сама рыдает. Сказал, что за слезы прощения просит, и что больше не станет дарить, чего не нужно.