Книга Твой плен - Нидейла Нэльте

В зале царил переполох. Мужчина, ещё недавно лежавший на скамье, сейчас стоял на ней и громогласно хохотал. Девушка в длинном тёмном переднике поверх такого же мешковатого платья нехотя вытирала пол, а спутница мужчины, завидев Сафиру, бросилась к ней с благодарностями, сунула в руку несколько монеток – «всё, чем богаты…»

Сафира неловко улыбнулась, садясь за стол. Лунар что-то шепнул женщине, и та отошла. Сафира была ему признательна, хотелось поскорее покинуть это место.

Не успели путники доесть, как дверь корчмы распахнулась, ворвались несколько человек в окружении любопытной ребятни. Безошибочно выделили Сафиру, волосы которой не хотели затухать.

У широкоплечего мужчины в просторной серой рубахе и шерстяных брюках на руках лежала девушка возраста Сафиры. Женщина – видимо, мать – бросилась к предводительнице, пока отец укладывал дочь на лавку. Сафира и без слов видела такое же тёмное скопление вокруг груди, бросила взгляд на Лунара.

– Я могу сказать, что ты истратила все силы, – проговорил он.

Сафира чуть качнула головой, поднимаясь.

– Она похожа на Альяру… – произнесла.

А потом всё закружилось в стремительном круговороте. Люди шли – со слезами, горящей в глазах надеждой, недоверием, безысходностью, робкой верой. Просили, обещали, спрашивали про оплату. Даже будучи предводительницей, ей не приходилось в один день принимать стольких человек!

Вереница лиц, в каждом угадывались какие-то знакомые черты, или очень хотелось их находить. Обрывки фраз, истории чужой жизни, такие далёкие для предводительницы Рубинового Рога, почти непонятные. И в то же время близкие, наверное, для всех людей, кем бы они ни были.

– … мой жених, я не смогу жить, если с ним что-то случится… пожалуйста, госпожа!

– … сыночек, единственная радость в жизни, кровинушка, милосердная госпожа, помогите!

– … отец, кроме него никого у меня нет, всё отдам…

В Роге к предводительнице иногда обращались с просьбами о помощи или об улаживании конфликтов. Это было редкостью – случаи, доходящие до самой предводительницы, которые не могли решить ни её помощники, ни наставники.

Талим всегда учил, что нужно оставаться спокойной, рассудительной, не поддаваться жалости или симпатии. И знать свою меру. «Если устала – лучше отложи, чем ошибись», – говорил он.

Но сейчас всё почему-то слилось в одну бесконечную череду. Сафира давно утратила счёт времени и чувство меры, волосы вплетали силу в руки, а люди всё шли и шли. Хворь захватила добрую половину селения.

Лавку передвинули поудобнее, к стене; рядом появился таз с какой-то мылкой травой, и периодически кто-нибудь сливал, чтобы целительница помыла руки.

Несколько раз отвлекал Лунар, спрашивал, как себя чувствует. Китилья говорила о том, что она вовсе не обязана вылечить всех, да ещё и за один раз.

Верные, правильные слова не получали внутреннего отклика. Что-то глубоко внутри жаждало выжечь чёрную отраву, так, чтобы без остатка, чтобы никогда больше не появлялась в мире.

Предводительница привыкла прислушиваться к проявлениям сил.

Среди людей попадались и с другими отклонениями, но по сравнению с чернотой они казались такими мелкими. Разве сложно чуть подправить работу сердца, чтобы не сбоило, или стянуть рану после тяжёлых родов («что тут за лекари?!»), или выправить неправильно сросшуюся ногу («Лунар, Кадим, подержите ровно, вот здесь»). В Роге такую мелочь могут даже начинающие лекари.

Далеко затемно последний исцелённый ушёл. Сафира откинулась на стену, прикрыла глаза.

Нужно было встать, умыться, а ещё лучше – сжечь всю одежду, пропахшую чужим потом и болью. Но покой настиг её здесь, и она сидела, прислушиваясь к тишине, рассматривая узоры, зажигающиеся и гаснущие под прикрытыми веками.

– Отнести тебя в комнату? – бархатистый голос вплёлся единственным звуком, на который хотелось отреагировать.

Сафира открыла глаза, но ответить не успела. Дверь распахнулась, вбежала молодая женщина. В руках у неё была девочка, завёрнутая в мягкое шерстяное покрывало – только личико в обрамлении волос и видно.

Совсем как Тафира.

– Я не опоздала? Пожалуйста, госпожа?

– Но… – Сафира хотела сказать, что чёрная хворь не коснулась девочки.

Однако замолчала, увидев серую липкую паутину, словно оплетающую девочкины ноги, начиная с середины спины. Такие тонкие, худые, сжатые острыми коленками.

– … не ходит, давно уже не ходит, как упала в яму… говорит, толкнули, а кто не видела…

Сафира кивнула, подняла руку. Волосы не горели, даже на это действие ушло невероятно много сил. Бросила взгляд на Лунара.

Где-то там, в далёком, недоступном Рубиновом Роге, Тафира спит в своей кроватке, улыбаясь, и, может быть, ей снится единственная сестра. «Я вернусь, милая»…

Взгляд воина был серьёзен, губы шевельнулись – Сафира знала, что он скажет. Силы нужно беречь, и такая расточительность в их ситуации может привести к беде.

Она была согласна. Если бы при этом ещё не видеть две пары глаз, светящихся запредельной надеждой.

Волосы отдавали энергию, значит, так было нужно. Кто она такая, чтобы спорить с силами, управляющими Законом Масти?

Лунар несколько мгновений смотрел ей в глаза, но так ничего и не сказал. Только молча протянул руку – Сафира едва уловимо улыбнулась, прикасаясь ладонью к ладони. Разноцветная энергия заструилась по телу, прокатилась тёплой волной, скользнула в девочку. Сафира попыталась направить, но ощутила, что падает.

Сильные, неожиданно привычные руки, от которых не хотелось отдёргиваться, подхватили, прижали к горячей груди, легко внесли по лестнице.

Мягкая кровать, пахнущая сеном, немного грубая, но чистая постель. Аккуратные движения, снимающие сапожки, брюки, корсет.

Сафира приоткрыла глаза, не зная, нервничать ли, что Лунар не позвал Китилью, чтобы её раздеть. Или наоборот, радоваться.

Мокрая ткань протёрла ладони. Предводительница попыталась поблагодарить: именно этого сейчас хотелось больше всего. Вышло ли что-нибудь, она не узнала: сон резко швырнул во мрак.

Воины Кадима обступали со всех сторон, Ивьяр ещё пытался сопротивляться, но фитарель уже была у марагов. Жёсткая земля, камни, ветки впиваются в спину, наждачная трава оцарапывает, не смягчая. Ведь она же приказала их убить. Разве нет?

Она не будет кричать и просить о пощаде. Гордых лиаров сломать невозможно.

Кажется, крик всё-таки сорвался с губ, и Сафира прикусила их почти до крови.

Смех, пот, грязные слова, грубые прикосновения. Ненавистные мужчины.

Только одно – совершенно иное, нереальное в этом водовороте ненависти, азарта и возбуждения центрового отряда марагов. Прикосновение к ладони, придающее силу, тонкая струйка яркой, цветной энергии, чуждой этому тёмному миру.