Книга Генерал-адмирал. Война - Роман Злотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну что ж, дело сделано, пора и в коечку. А вы что думали — в восемьдесят-то с мелочью?
До машины отсюда было довольно далеко, однако я решил пройтись. Высоко в небе медленно плыл самолет. Ну, по местным меркам высоко, поскольку звука мотора почти не было слышно. Наверное, пассажирский. Регулярные рейсы из Санкт-Петербурга в Москву и обратно летают уже лет десять. Да и по всей стране рейсов хватает. Надо же было куда-то девать тысячи подготовленных в войну пилотов — вот и озаботились. Впрочем, авиация сейчас на подъеме — и военная, и гражданская. В том числе и на флоте. Несмотря на то что здесь не было никаких Вашингтонских соглашений[52]и дредноутная гонка продолжалась, хотя и несколько снизила темп, я жесткой рукой задавил всякие предложения строительства для флота новых линкоров. Только на продажу. Японцам там или южноамериканцам. Это да, этим строили. А для нашего флота в истекшие десять лет строили мало. Более того, и сам флот после войны максимально урезали. Ну, как и армию…
Сразу после войны все броненосцы, а также крейсера и миноносцы постройки ранее 1907 года пустили на слом. Вернее, не совсем все. Четыре крейсера водоизмещением двенадцать-четырнадцать тысяч тонн были отданы в переделку под авианесущие корабли. Демонтировали башни, срезали надстройки, по правому борту возвели ублюдочный мостик, по левому оборудовали лифт, а под палубой сделали ангар на полтора десятка самолетов. На месте башенных снарядных погребов смонтировали топливные танки и погреба авиационных боеприпасов. После чего сформировали на каждом авиаотряд из звена истребителей, звена бомбардировщиков и звена торпедоносцев плюс пара разведчиков. И начали учиться летать. Учились долго и тяжело, с авариями, с гибелью людей, зато в этом году на каждом из морей — Балтийском, Черном, Норвежском и Японском — были заложены первые корабли серии авианосцев специальной постройки. За восемь лет эксплуатации первых авианосцев мы разобрались, какими они должны быть и каким критериям отвечать. Ну и я пару раз язык подложил — насчет бортового расположения лифтов и угловой палубы… И вообще, на будущий год планируется принятие новой кораблестроительной программы. Еще и так будем с безработицей бороться. Да и начинает чем-то в воздухе попахивать — не войной пока, нет, но каким-то дерьмецом явно. Недаром англичане зашевелились и стали поляков подзуживать. Так что пора, пора…
С такими мыслями я подошел к машине и остановился.
— Сейчас куда, Сева, на аэродром?
— Да, ваше высочество, через два дня надобно быть в Царьграде.
— Ну да, помню, помню…
Через два дня в бывшем Константинополе должен был открыться Общеевропейский банк. Россия имела в нем самую крупную долю и, соответственно, самое большое число голосов в совете директоров. Никакого волюнтаризма или насилия — всё в соответствии с размерами экономики. К тому же наша доля отнюдь не была контрольной: мы имели всего около сорока трех процентов.
Впрочем, Россия сумела занять доминирующие позиции не только в экономике. Так, вся Европа и существенная часть остального мира жадно смотрели наши кино- и мультипликационные фильмы. И тысячи не только русских, но и французских, немецких, итальянских, а также шведских, голландских, чешских, болгарских, румынских и иных красоток жаркими ночами мечтали когда-нибудь оказаться в волшебном городе Одесса. В городе, где исполняются самые заветные желания! Причем не только мечтали, но и деятельно претворяли эту мечту в жизнь. Тем более что добраться до Одессы было куда легче, чем до далекого заморского Голливуда, расположенного на противоположенном от Европы побережье САСШ… В результате в Европе появилось устойчивое словосочетание «одесская красотка», обозначающее приблизительно то же самое, что в покинутом мною мире понималось под «голливудской красоткой». И вообще, Россия после войны стала законодательницей мод во многих областях. Европейцы (и не только европейцы) с удовольствием и даже неким благоговением пили чрезвычайно модный и полезный (уж куда полезнее кока-колы) русский квас, коего выпускалось аж две дюжины видов, с удовольствием лопали блины с полусотней начинок — от икры и осетрины до печенки и требухи — в международной сети закусочных «Русские блины» и носили одежду разработки русских модельеров Ивана Казанишина, великой княгини Ольги и Никиты Полубейко. Впрочем, и самых именитых модельеров из иностранцев тоже нельзя было назвать совсем уж иностранцами. Например, Коко Шанель, благодаря роману с моим племянником — сыном брата Павла Дмитрием, перебралась в Россию. А Жанна Ланвен и Поль Пуарэ хоть и не переселились в Россию окончательно, но открыли здесь собственные ателье и производства, а сеть их магазинов на территории Российской империи была больше, чем в паре любых других европейских стран вместе взятых. Вследствие чего они даже купили себе здесь дома: Ланвен в Питере, а Поль Пуарэ в Царьграде. Кстати, и сама мода у нас тут оказалась несколько другой — более консервативной. Женские юбки укоротились не до щиколоток, а до верхнего обреза туфелек, корсеты отправились на свалку, а длинные волосы в косах и сложных прическах вполне успешно удерживали позиции против короткой стрижки. Впрочем, победному шествию, скажем, женских брюк очень поспособствовал резкий рост числа членов Союза сакмагонских дозоров. В них стали активно принимать девочек и девушек, а в походе в платьях не особенно удобно… Кстати, Союз стал международной организацией. В 1920 году в древнем городе Галич состоялся Первый всеевропейский сбор Сакмагонских дозоров, на котором был провозглашено создание Центрального совета. Между прочим, я специально озаботился, чтобы совет не был назван всеевропейским — на перспективу думаем. В тех же САСШ уже существовало почти два десятка дозоров, а кроме того, они появились еще в ДВУХ дюжинах стран за пределами Европы. Так что до мирового охвата оставался один шаг… Было решено в России проводить только каждый пятый сбор, а остальные — по очереди в разных странах.
Послевоенная история у нас тут тоже пошла совсем не так, как это было в «моем» XX веке. Никакой Лиги наций здесь не появилось. А вот Лига европейских наций у нас образовалась в 1922 году. Я постарался слегка затянуть с созданием этой организации, чтобы война немного подзабылась и Германию удалось ввести в состав постоянных членов совета. Ибо без ее полноправного участия никакой полноценной общеевропейской лиги все равно не создать. Это от присутствия или отсутствия в международной организации какой-нибудь Хорватии или Румынии никому ни тепло, ни холодно. А вот если вынести за скобки такие страны, как Германия, Франция или, скажем, Россия, — это сразу сделает организацию неполноценной и заставит ее выстраивать с оставшимися за скобками странами варианты хоть каких-нибудь суррогатных отношений. А суррогат есть суррогат. Короче, я очень постарался, и Германия вошла в число четырех постоянных членов Совета Лиги европейских наций с правом вето на ее решения. И это было хорошо. Ибо наши отношения с Германией активно развивались, некоторые экономисты уже даже начали осторожно называть это не союзом, а интеграцией. Несмотря на довольно яростное противодействие подобным процессам англосаксов — и Великобритании, и САСШ. Но пока нам удавалось их переигрывать. Ну да мы в этом направлении двинулись сразу после войны, не став общипывать Германию как липку, а организовав то, что в моем будущем называлось «обменом активов». Так, я до продажи своей доли промышленных активов контролировал шестьдесят пять процентов в «Friedrich Krupp AG», а они к 1927 году довели свою долю в моих металлургических активах до тридцати четырех процентов. Тесла наложил лапу на существенные куски «Siemens & Halske AG» и «AEG», взамен допустив их к своему алюминиевому производству, а Игорь Гринчевский, крупный предприниматель и меценат родом из Кишинева, по «самые Нидерланды» вошел в состав акционеров «Thyssen AG», взамен допустив их к своим энергетическим активам. Были и многие другие, причем иногда объединение фирм выходило на более высокий уровень. Например, Трындины попросту слили капитал с «Carl-Zeiss-Stiftung», образовав единую компанию, которая к тому же вошла капиталом в фирму покойного Однера, перекупив долю у меня. И такой обмен активами шел не только на уровне, так сказать, высшей лиги, но уже и много ниже. Ну да немецкие активы сразу после войны стоили не так уж много, ибо экономика Германии в тот момент была парализована. Подобный обмен активами позволил немцам войти на бурно растущий русский рынок и довольно быстро восстановить производство.