Книга Месть еврея - Вера Крыжановская

Взволнованный Самуил сложил листочек и спрятал его в карман.

— Могу ли я предложить моему отцу последний мыс­ленный вопрос, весьма важный? — спросил он с некото­рым колебанием.

Получился удовлетворительный ответ, и как только огонь был погашен, снова явилась фосфорическая рука и взяла карандаш. Самуил мысленно спросил, обнару­жится ли подмена детей, если он откажется от мести и окончательно воспитает маленького князя, как своего сына. Дух ответил:

«Случайность, которую ты не можешь предвидеть и предотвратить, или, вернее сказать,- Провидение все об­наружит в недалеком будущем, но срока я не могу оп­ределить. Добровольно и сознательно ты совершил пре­ступление. Имей мужество принять также добровольное наказание, которое, впрочем, в большей мере будет за­висеть от результата твоей настоящей борьбы. Смирен­ное милосердие и прощение могут уменьшить твое на­казание, но не покушайся на свою жизнь: мучительные угрызения совести и тяжелая кара здесь — вот все, что ты получишь взамен. Готовься же с верой и мужеством к приближающемуся моменту. Я буду иметь с тобой общение без посредничества посторонних медиумов. До свидания, мужайся! Авраам».

Холодный пот выступил на лбу Самуила при чтении этих строк, но, сделав над собой усилие, он встал и про­тянул обе руки медиуму.

— Не нахожу слов благодарить вас. Вы оказали мне такую услугу, которую ничем нельзя вознаградить,— сказал он.— Вас тоже, барон, благодарю! Признаю себя побежденным! Доказательства о существовании жизни за гробом страшно меня поразили!

— Понимаю вас, мой юный друг. Подобный перево­рот в убеждениях нелегко дается,— отвечал барон, с участием глядя на расстроенное лицо банкира.— А те­перь простимся, Уже поздно, и вам нужен покой, чтобы перечитать сообщение и собраться с мыслями. А когда вы успокоитесь, заезжайте ко мне, и мы побеседуем.

Проводив гостей, Самуил вернулся в свой кабинет и тяжело опустился в кресло перед своим бюро. Он вынул из кармана полученное послание, прочитал его несколь­ко раз, и убеждение все более и более укоренялось в его душе. Этот незнакомец, случайно попавший к нему, не мог так хорошо знать его тайну, подделать почерк отца его и запах духов. Нет, нет, несомненно с ним говорил дух его отца.

Взволнованный, как бы разбитый этими новыми впе­чатлениями, Самуил облокотился на стол, запустив ру­ки в свои черные кудри, и сразу сердце его тяжело за­ныло в стесненной груди.

— Значит то, что мыслит, страдает и возмущается во мне, это душа,— говорил он себе,— это нетленное «я», переживающее телесную смерть.

Он взял в руки лежащий на столе пистолет и осмот­рел его.

— Так пуля может уничтожить лишь тело, а из раз­рушенной материи отделяется нерушимое «я» и должно будет дать отчет в их делах. Значит, нельзя самовольно лишать себя жизни с уверенностью, что затем спокойно обратишься в ничто. Смерть, избавляющая от суда че­ловеческого, приведет на суд более грозный, между тем на бумаге ясно написано: «Готовься к скорому обнару­жению тайны». Глухой стон вырвался из груди Самуи­ла. Роковая случайность подвергнет его позору и нака­занию. Его, властного миллионера, потащат в суд, при­говорят, и он сделается предметом осмеяния всех тех, кто ему завидовал и ненавидел его. Задыхаясь от волне­ния, вне себя, Самуил поднял голову.

— Нет, нет! — воскликнул он.— Лучше пулю в лоб и потом какое угодно наказание, чем бездна стыда, пре­зрения и унижения.

С этого дня тяжелая борьба закипела в душе Самуи­ла. Она поглощала все его мысли и делала глухим и слепым к внешнему миру. На Рауля, честного идеалиста, новая вера подействовала успокаивающе; в гордой же и страстной душе Самуила эта строгая грандиозная фи­лософия подняла ураган. Мысль, что он должен сми­риться, в прах обратить убеждения, на которых основы­вал свою будущность, стоила больших мук энергичной душе. Порой он проклинал себя за то, что остался и присутствовал на сеансе, отнявшем у него сон и покой.

С увлечением отдался он чтению книг, объяснявших спиритуалистическую идеологию, и на каждой странице находил правила смирения, прощения" и незабываемого правосудия, которое указал ему отец. Тем не менее, гордость и ослепление внушали ему мысль прибегнуть к самоубийству, лишь бы избежать позора и наказания на земле. Вместе с тем, он ревностно отыскивал все, что говорилось о состоянии души после ее отделения от те­ла, и тут он находил осуждение самоубийства. Духи са­ми сознавались своим братьям во плоти, что при на­сильственной смерти в молодые годы материальное те­ло остается соединенным с духовным (оболочкой души) посредством прочной электрической связи, жизненным флюидом, которым материя насыщена. Дух самоубий­цы, удержанный в разлагающемся теле, неизменно со­храняет ощущения, испытанные в момент преступления, он постоянно чувствует нравственные мучения и физи­ческие страдания, которые предшествовали и сопровож­дали разрушение тела. Под подавляющим впечатлением этих правдивых описаний Самуил, сжимая руками голо­ву, в сотый раз спрашивал себя, не лучше ли вынести несколько лет тюремного заключения на земле, чем тер­петь бесконечные муки, будучи прикованным к разлагаю­щемуся телу, с тем, чтобы снова возвратиться для жизни, и все-таки испить чашу унижения и позора?

Под гнетом жестокой душевной борьбы он заметно худел, не ел, не пил, не думал о делах, вполне предос­тавляя их своим служащим. А те, не зная как понять такую небрежность, стали потихоньку говорить, что бан­кир после двух спиритических сеансов лишился рассуд­ка, что подтверждало, как опасно предаваться сношению с дьяволом, воспрещенным Моисеем и Церковью.

Как-то вечером Самуил, более чем когда-либо рас­строенный, был один у себя в комнате, утомясь хожде­нием из одного угла в другой, он сел в длинное кресло и стал думать об одной статье «Книги духов», которую читал утром. Там говорилось о благотворной силе мо­литвы, о мире и спокойствии, которые она вливает в истерзанное сердце.

— Но как же это молиться? —спрашивал себя Са­муил.— Я не молился с самого детства, а, между тем, нуждаюсь в утешении и в указании свыше. Может быть, приближается минута открытия тайны, а я все еще ко­леблюсь, так как не могу решить, что избрать — смерть или позор.

В первый раз после долгих лет сложил он руки и, прижав их к своему горячему лбу, прошептал:

— О, мой отец! Ты сказал, что будешь пребывать со мной в непрестанной молитве, так как должен видеть мою скорбь. Внуши же мне, как должен я молиться, чтобы обрести покой?

Это воззвание как будто утешило Самуила, он при­слонился к спинке дивана и остался неподвижным. Мыс­ли не работали, тяжелое оцепенение охватило его, а между тем странная теплота проникла в тело.

Смеркалось. В комнате было почти темно, никто из слуг не решался принести огонь, так как с некоторых пор Самуил не позволял беспокоить себя, пока он сам не позвонит. Вдруг взгляд его был привлечен блестя­щей точкой, которая как бы носилась посреди комнаты, резко выделяясь из окружающей темноты. Это светлое пятно быстро стало увеличиваться, образуя как бы ши­рокий голубоватый луч, в свете которого Самуил увидел коленопреклоненную человеческую фигуру, простирав­шую руки к яркой звездочке наверху луча. По отчетли­во обрисованному профилю и длинной бороде Самуил узнал своего отца. Затем послышались слова, которые неслись как бы издалека, однако достигли его слуха.