Книга Красное на красном - Вера Камша

Дику следовало сказать что-то гордое, но вместо этого он глупейшим образом спросил:

— Почему?

— Потому, что вы слишком серьезны. Удача улыбается тем, кто смеется. Напомните мне как-нибудь, чтоб я научил вас как следует улыбаться — сейчас я не в настроении. Короче, вот кошелек, и вы свободны.

— Я не могу его взять.

— Закатные твари! — Алва медленно поднял глаза на своего оруженосца. Дик до сих пор не мог привыкнуть к кошачьему взгляду маршала, злому, ироничному и всезнающему. — Мне плевать на окделлские фанаберии, но МОЙ оруженосец не будет считать гроши и жаться, как провинциальный дворянчик.

— Прошу прощения у монсеньора. — Этого долговязого слугу Дик еще не знал, впрочем, все кэналлийцы для него были на одно лицо.

— Прощаю. Что случилось?

— Посыльный от Его Высокопреосвященства. Вас хотят видеть.

— Значит, увидят. Можете идти, юноша. Соро в вашем распоряжении. Только не позволяйте себя кусать и лягать, это неразумно…

Ричарду оставалось лишь поклониться и уйти. Дождь все усиливался, день был в разгаре, но в кабинете было сумрачно, словно вечером, выступающие из стен кабаньи головы в полумраке казались живыми и грустными.

— Ричард Окделл! — окрик застал Дика уже у двери. — Вернитесь-ка.

Ричард угрюмо взглянул на своего эра.

— Что нужно сказать, юноша?

— Слушаю, монсеньор!

— Прекрасно. Я решил преподать вам урок. Так, на всякий случай, — маршал взял Дика за руку и с силой сжал ее в кулак, — большой палец должен быть снизу. Вот так. Теперь можно бить. Хотите оскорбить — цельте в глаз или в нос. В нос лучше — будет море крови. Если драться всерьез — бейте в горло или в челюсть. Понятно?

— Да, монсеньор.

— Только не вздумайте вообразить, что я исполнен благодати. Когда мы расстанемся, вы с чистой совестью можете проигрывать любым обезьянам любые кольца и падать во все лужи подряд, но пока вы при мне, вы чужой добычей не станете. Так и передайте вашим приятелям.

— Я никогда такого не скажу. Я не трус, — выпалил Дикон и осекся.

— Зато другие трусы, — припечатал Алва, — как Человек Чести вы должны предупредить их об опасности. Впрочем, можете не предупреждать. Так даже веселее. Все, юноша, идите с миром…

2

Утро выдалось паршивым, а опухшие суставы злорадно предупреждали, что ненастье будет затяжным. Его Высокопреосвященство закончил втирать в запястья замешанную на змеином яде мазь и поморщился — запах был не то чтобы неприятным, но уж слишком острым. Кардинал с ненавистью посмотрел на сваленные стопкой старые книги — он все сильней увязал в «деле об убийстве Эрнани Одиннадцатого и исчезновении священника Германа и унара Паоло Куньо». Удалось перехватить письма старика Эпинэ и его невестки. Иноходцы честно отписали в Агарис все, что знали о взятии Олларии и становлении династии Олларов. Ничего нового Сильвестр не узнал, но это лишь укрепило его в том, что дело нечисто. Отчего-то происшествие в Лаик и сумасшествие астролога Домециуса беспокоили кардинала больше военной кампании против Гаунау, очередного заговора, предъявленных кансилльером счетов и выборов Эсперадора.

— Ваше Высокопреосвященство. К вам Первый маршал Талига.

— Пусть войдет.

Ворон был верен себе — черный бархат, серебро и сапфиры. Он не терпит золота, и у него никогда ничего не болит и заболит еще не скоро. Кардинал провел бессонную ночь над бумагами, маршал — за карточным столом, странно, что на сей раз обошлось без дуэли. Хотя чего странного, самоубийства среди Людей Чести в последнее время не в ходу.

— Садитесь, Рокэ. Первое, что я услышал сегодня, это доклад о ваших подвигах.

— Я польщен, но это и впрямь было забавно. Господин комендант так долго собирался завладеть Марианной, и тут такое разочарование.

— Да, говорят, Людвиг вне себя.

— Воистину.

— Итак, кольцо и лошадь вернулись к юному Ричарду.

— А Марианна выспалась в собственной постели, и ей не мешали никакие коменданты. Нет, право, это был чудесный вечер, или, вернее, ночь.

— Ваша победа поразила присутствующих в самое сердце. Сорок пять! Редкая комбинация, в мои времена ее мало кто видел.

— Я собирался засвидетельствовать свое почтение Их Величествам, — светским тоном заявил Рокэ Алва, словно это что-то объясняло.

Сильвестр вздохнул, иногда ему ужасно хотелось всыпать в бокал Первого маршала содержимое своего пастырского кольца.

— Это делает вам честь, маршал, но при чем тут ваши карточные подвиги?

— Обычно я ношу колет, но вчера на мне был придворный костюм, а нынче мода на кружево, я уж не говорю про отвороты на рукавах камзолов и прочие карманы.

— Рокэ Алва, — кардинал внимательно посмотрел в красивое спокойное лицо, — вы хотите сказать, что сплутовали?

— Скорее, парировал чужой удар.

— Если вы не желаете оказаться в Багерлее[112], прекратите тянуть из меня жилы. Что вы сделали?

— Подменил колоду, когда господин граф угощал прелестную Марианну нюхательной солью. С ней, видите ли, случился обморок.

— Еще лучше. Герцог вступил в сговор с куртизанкой.

— Не я, Килеан. Милая баронесса, хоть и без удовольствия, подчинилась господину коменданту, но сумела намекнуть, чтоб я не обращал внимания, если ей вдруг станет дурно. Марианна не горит желанием оказаться под добродетелью, ей приятнее видеть сверху порок.

— У порока в отличие от добродетели весьма красивые глаза, так что баронессу можно понять. Итак, красавица вам сообщила, что Килеан намерен схитрить?

— О нет, — блеснул зубами Рокэ, — она лишь подтвердила мою догадку. Граф решил сменить тонто на вьехаррон, но он слишком игрок, чтоб не понимать — в этот вечер судьба от него отвернулась. Килеан не мог рассчитывать на удачу и взял дело в собственные руки. Перерыв ему понадобился для того, чтоб подготовиться. Я лишь последовал его примеру.

— И как же проходила битва гигантов?

— Сначала честно. Я немножко выиграл, граф, соответственно, проиграл, потом я увидел, как он «собирает» колоду на Сердце Молний. Он это делал очень хорошо, не жди я подобного, я б и не заметил. Мне предложили снять, я снял, и тут Марианне стало плохо. Разумеется, снятые карты вернулись на прежнее место, а я вспомнил, что Людвиг носит с собой нюхательную соль. Он с чувством выполненного долга передал флакон Дику, а я, благо все любовались на Марианну с расшнурованным корсетом, заменил колоду.

— Весьма поучительно. И граф попался?

— А что бедняге оставалось? Все колоды у Марианны одинаковы, он получил свои сорок четыре с заменой. Откуда ж ему было знать, что у меня не сорок два, а сорок пять?