Книга Земля – лишь ферма - Артем Мироненко

Поставив коротышку на землю и успев сделать два шага, я снова остановился. Меня вынудили это сделать его слова:

– Стой, я помогу тебе! Освобожу от наручников!

– Что?! Есть ключ?!

– Блокиратор называется, неуч! Давай руки быстрее, пока твоей красотке причинное место до неузнаваемости не изуродовали!

Он достал из-за пазухи круглый блокиратор, который ранее мне приходилось видеть только мельком. Конвоиры особо им не светили, ведь процедура по продолжительности занимала секунду-две. Направив блокиратор на наручники, Серебан нажал на нем сенсорную кнопку, и я моргнуть не успел, как лишился оков.

– Ребят тоже освободи!

– Да постой ты! У меня еще есть для тебя подарочек!

Оттуда же, откуда и блокиратор, коротышка извлек небольшой нож. Его клинок, заточенный с обеих сторон, был по длине чуть меньше моей ладони, но острый как бритва. На деревянной рукоятке и пяте клинка выгравированы какие-то символы или буквы.

– А дробовика за пазухой у тебя, случаем, не найдется?! Аль топора с багром хотя бы?! – несясь к обидчику моей женщины, возбужденно проорал я.

До меня стали доноситься мужские голоса, только я уже не разбирал слов. Наверное, ребята пытались до меня докричаться и образумить, но их потуги были тщетны. То, в каком состоянии я находился, мог бы легко охарактеризовать один мой старый армейский друг. Когда со мной подобное случалось, он по итогам говорил: «Ничего, со всеми бывает, братуха. Тебя просто от подлости и несправедливости людской зашорило».

Да-да, вот именно! Меня зашорило! Да так, что я уже никого не слышал и не видел, кроме подонка, посмевшего причинить боль близкому мне человеку. Этот гад должен сдохнуть! Здесь и сейчас! И чхать я хотел, что он гигантских размеров, что в его жилах течет срантисофурийская кровь и что вооружен он, зараза, оружием круче базуки!

Сдохни, гад! Сдохни!

Дальше все было будто в тумане. Я подбежал к долговязому сзади и запрыгнул к нему на спину. На тот момент его мерзкие пальцы уже расстегнули нижнюю молнию на Наташкином комбинезоне. Ох, лучше бы он этого не делал! От увиденного каждый мускул моего тела затрясся, силушки откуда-то прибавилось и, разумеется, меня зашторило еще больше, на полную.

Обхватив его шею правой рукой и сдавливая изо всех сил, левой – особо не примеряясь – я воткнул нож ему прямо в глаз и почувствовал, как теплая жидкость брызнула на кисть. Тварь завопила, запрыгала и попыталась меня сбросить, но безуспешно. Недолго думая, я лишил долговязого и второго глаза. Децибелы воплей возросли стократно. Меня это подзадорило завершить процесс экзекуции как можно быстрее.

Я стал вонзать нож куда придется: в голову, в шею, в грудь. Казалось, рука меня больше не слушалась, она вонзала и вонзала клинок, словно на автомате, как по заложенной программе. Целью ее являлась добыча как можно большего количества жизнеобеспечивающей жидкости из паразитного существа. Зачем? А кто ж ее знает-то, руку? Она отказывалась останавливаться, даже когда мы с существом рухнули наземь и оно перестало визжать, дергаться и испустило дух.

Неожиданно сзади меня обхватили чьи-то руки и стащили с долговязого. Но я не сдавался. Я пытался вырваться из крепких захватов, чтобы еще хотя бы разок вонзить клинок по самую рукоять в эту зловонную тушу.

– Все, все, хорош! Ты слышишь меня?! Слышишь?! – щелкая пальцами перед моими глазами, допытывался Давид. – Все кончилось! Кончилось! Приди в себя уже! Верни мне нормального и вменяемого Никиту!

Ясность ума начала понемногу возвращаться. Справа меня сдерживал бородатый, слева Кирилл, а нож уже находился у своего хозяина. Перекидывая его с одной руки в другую, коротышка осматривал убиенного и всем своим видом показывал отвращение к псевдопредставителю высшей расы. Хотя и осматривать-то толком уже было нечего. На мгновение я даже ужаснулся, каким кровожадным могу быть при затуманенном рассудке.

Голова долговязого превратилась в сплошное месиво из костей, плоти, слизи и крови голубоватого цвета. Да-да, господа срантисофурийцы у нас голубых кровей, видите ли. Крови вылилось немало, но она быстро высыхала и впитывалась в почву. Мое лицо, волосы и остальные не прикрытые одеждой участки тела, вероятно, приняли синеватый окрас, а сам комбинезон превратился из коричневого в коричневый с уродливыми черными пятнами. Хотя какая, к черту, разница?! Мой мозг сейчас будоражила другая мысль: как мне удалось вспороть долговязому брюхо, да еще и почти по всей длине? Да уж, загадка, но пусть ее разгадывают долговязые патологоанатомы, а у меня есть дела и поважнее.

– Все нормально, ребятки. Я успокоился. Отпустите, – уверенно заявил я и покрутил головой по сторонам, ища свою дражайшую докторшу. – Натали! Солнце мое, где ты?!

Из салона зазуаркаса вынырнули две женские головы. Обе перепуганные и обе смотрели на меня, как на мессию. Первой бросилась в мои объятия Дашка, но через несколько секунд перекочевала к Кириллу, освободив место для Натали.

– Я знала, что ты меня не бросишь. Знала, знала… – прижимаясь ко мне, твердила она.

Но, к моему удивлению, она лишь слегка всплакнула. Хотя чему удивляться-то? Это же Натали – кремень, а не баба! Тем более докторша. Моя докторша! Только вот нижняя молния комбинезона моей докторши все еще оставалась расстегнутой. Непорядок. Как истинный джентльмен, я резко застегнул ее, вынудив Натали вздрогнуть.

– Ты что?! – негромко вскрикнула она.

Я поцеловал ее, обнял и прошептал на ушко:

– А то еще простудишь.

Натали сделала вид, что засмущалась.

– Это все, конечно, очень мило, прям до безобразия, но что мы будем делать дальше? А, голубки? – обреченно спросил Серебан. Переведя взгляд с меня на Давида, а потом снова на меня, добавил: – Вы, молодые люди, непревзойденные двигатели прогресса и морали на Цизарбии, поставили жирнющий крест на своей карьере. И, скорее всего, на собственных жизнях тоже. Надеюсь, вы это осознаете? Заметьте, о себе я и словом не обмолвился, хотя оно и так понятно, что дни мои уже сочтены. Так вот, спрашиваю еще раз: что мы теперь будем делать?

Почему-то вдруг мне захотелось его приободрить, будто больше всех надо.

– Ой, поплачь еще зелеными слезинками. Разнылся тут. Муклорнианец ты или портянка срантисофурийская?! Перед предками своими не стыдно?! Ты ведь минуту назад подвиг совершил. Друзей выручил. И заявил свое право на свободу. А теперь-то что, заднюю включаешь?

Коротышка воспрянул. От отчаяния и гнева на его лице не осталось и следа. Искоса глянув на Дашку, он расправил плечи, подал вперед грудь и, приподняв подбородок, пригладил волосы.

– Я? Подвиг?

– Ты.

– Умничка, Серебанчик, спасибо, – подойдя к нему и протянув руки, сказала Дарья. Он в два счета избавил ее от наручников, затем поднял их с земли и зашвырнул подальше. – Ты великий муклорнианчик, ты не портянка.

– Я не портянка! Понятно?!