Книга 120 дней Содома - Маркиз Де Сад

Алина показала пострадавшее место, и Герцог вскричал: «Ах!Черт, это прелестно! Я думаю, что сделаю сейчас то же самое.»

Но после того, как Кюрваль заметил ему, что уже поздно и чтоу него есть особый план развлечения, который требовал и его головы, и егосемени, все попросили Дюкло продолжать пятый рассказ, которым должен былзавершиться вечер.

«В числе необыкновенных людей, – сказала нашапрекрасная Девушка, – мания которых заключалась в том, чтобы позорить иунижать себя, был некий председатель Казначейства, которого звали Фуколе.Невозможно представить себе, до какой степени этот человек доводил эту страсть;нужно было совершать над ним образчики всех известных казней. Я вешала его, новеревка вовремя обрывалась, и он падал на матрацы; спустя минуту растягивалаего на кресте Святого Андрея и делала вид, что отрезаю ему члены при помощикартонного меча; я ставила ему клеймо на плечо почти горячим железом, котороеоставляло, впрочем, легкий отпечаток; я хлестала его по спине, как это делаетпалач. Все это нужно было перемежать ругательствами и горькими упреками вразличных преступлениях, за которые он в одной рубашке и с восковой свечкой вруке униженно испрашивал прощения у Бога и у Правосудия. Наконец, представлениезаканчивалось на моей заднице, где этот развратник терял свое семя, когда егоголова была в последней стадии накала.»

«Ну, хорошо! Теперь-то ты дашь мне спокойно разгрузиться,когда Дюкло закончила? – спросил Герцог у Кюрваля.» – «Нет, нет, –сказал Председатель, – побереги семя; я говорю тебе, что мне оно нужно дляоргий.» – «О! Я к твоим услугам, – сказал Герцог, – ты принимаешьменя за изношенного человека и воображаешь, что то малое семя, которое я сейчаспотеряю, заставит меня сдаться перед гнусностями, которые тебе взбредут вголову через четыре часа? Не бойся, я буду всегда готов; но моему брату былоугодно дать мне здесь маленький урок жестокости, который я весьма охотноповторил бы с Аделаидой, твоей дорогой и любезной дочерью.»

И, толкая ее в кабинет вместе с Терезой, Коломб и Фанни,женщинами из ее катрена, он совершил то же, что Епископ сделал раньше со своейплемянницей. Все услышали ужасный крик юной жертвы и вой прелюбодея. Кюрвальзахотел решить, кто из двоих братьев вел себя изящнее; он заставил приблизитьсяк себе двух женщин и, осмотрев обе задницы, решил, что Герцог оставил болеезаметные следы пребывания.

Все если за стол и, начинив при помощи какого-то снадобьягазами внутренности всех подданных, мужчин и женщин, после ужина сыграли в«пукни-в-рот.» Друзья – все четверо – лежали на спине на диванах, с поднятойголовой, и каждый по очереди подходил пукать им в рот; Дюкло было порученоподсчитывать очки, и так как к услугам господ было тридцать шесть пукальщиков ипукалыциц, каждый получил до ста пятидесяти пуков. Именно для этой-то церемонииКюрваль и хотел, чтобы Герцог поберег себя, но это было совершенно излишне: онбыл слишком развращен, чтобы новая забава утрудила его, и это не помешало емуво второй раз извергнуть семя на мягкие ветры Фаншон. Для Кюрваля это были пукиАнтиноя, которые стоили ему семени, тог-па как Дюрсе потерял свое, ободренныйпуками Ла Мартен, а Епископ – свое, возбужденный пуками Ла Дегранж.

Двадцать шестой день

Поскольку ничто для наших друзей не было более сладостно,чем наказания, и ничто не обещало им столько удовольствий, они придумывали все,чтобы заставить подданных впасть в ошибки, которые доставили бы имсладострастие от последующего наказания. Для этой цели, собравшись нынешнимутром, они добавили в устав различные статьи, нарушение которых должно было принеобходимости повлечь за собой наказания. Сначала категорически было запрещеносупругам, молодым мальчикам и девочкам пукать куда-нибудь, кроме как в ротдрузей; как только их охватит это желание, нужно было немедленно пойти, найтикакой-нибудь рот и отправить в него все, что они имели; позорное наказание былоналожено на нарушителей. Так же было запрещено пользование ночнымиумывальниками и подтирками зада: всем было приказано без какого-либо исключенияникогда не мыться и никогда и нигде не подтирать своего зада после стула; есличей-то зад будет найден чистым, нужно будет, чтобы подданный доказал, что еговычистил один из друзей и назвал его имя. Пользуясь этим названный друг имелвозможность легко отрицать факт, когда он того захочет, что обеспечило емусразу два удовольствия: вытереть чей-нибудь зад языком и наказать подданного,который только что доставил это удовольствие… Мы еще увидим примеры, этоподтверждающие.

Затем была введена новая церемония: с самого утра, во времякофе, как только друзья входили в спальню мальчиков, каждый из подданных долженбыл, один за другим подойти ко всем четверым друзьям и сказать громким ивнятным голосом: «Мне насрать на Бога! Не желаете ли моей задницы? Естьдерьмо!»

Те, кто не произносил богохульство и предложение громкимголосом, должны были быть немедленно записаны в роковую книгу. Легкопредставить себе, как трудно было набожной Аделаиде и ее юной ученице Софипроизносить такие гнусности; именно это бесконечно развлекало друзей. Установиввсе это, они поощрили доносы, этот варварский способ умножать притеснения,принятый у тиранов; он был принят с распростертыми объятиями. Было решено, чтовсякий подданный, который принесет жалобу на другого, заработает уничтожениеполовины наказания за первую допущенную им ошибку; это совершенно ни к чему необязывало, потому что подданный, который приходил обвинять другого, никогда незнал, какое он заслужил наказание, половину которого, как его уверяли, онотработал; пользуясь этим, было очень легко оставить ему наказание и уверитьего, что он – в выигрыше. Было обнародовано, что доносу будут верить бездоказательств и что достаточно быть обвиненным неважно кем, чтобы бытьнемедленно записанным. Кроме того увеличили власть старух, и по их малейшейжалобе, справедливой или нет, подвластный немедленно осуждался. Одним словом,над маленьким сообществом были установлены все притеснения и несправедливости,какие только можно себе представить. Сделав это, друзья посетили уборные.Коломб оказалась виновной; она оправдывалась тем, что ее заставили съестьнакануне между сдой какое-то снадобье, чтобы она не могла воспротивиться; оначувствовала себя очень несчастной, так как вот уже четвертую неделю подряд еенаказывали. Дело обстояло именно так, и следовало обвинить только ее зад,который был самый свежий, самый стройный и самый милый, который только можнобыло встретить. Дюрсе лично осмотрел ее зад, и после того, как у неедействительно был найден большой прилипший кусок дерьма. Ее уверили, что с нейобойдутся с меньшей строгостью. Кюрваль, который возбудился, овладел ею иполностью вытер ей анус; он заставил принести себе испражнения, которые съел,заставляя ее качать себе член и перемежая еду энергичными поцелуями в рот стребованиями проглатывать, в свою очередь, остатки, которые он ей возвращал отее собственного изделия. Они навестили Огюстин и Софи, которым было веленопосле испражнений, сделанных накануне, оставаться в самом грязном состоянии.Софи была в порядке, хотя она спала у Епископа, как требовало ее положение, ноОгюстин была необыкновенно чиста. Уверенная в себе, она гордо вышла вперед исказала то, что всем было известно: мол, она спала, следуя своему обыкновению,у господина Герцога и перед тем, как заснуть, он заставил ее прийти к нему впостель, где обсосал ей дыру в заду, пока она ему восстанавливала член своимртом. Спрошенный Герцог сказал, что он не помнит об этом (хотя это было ложно),что он заснул с хоботом в заду у Дюкло, так что можно было призвать ее всвидетельницы; послали за Дюкло, которая, хорошо видя, о чем шла речь,подтвердила рассказанное Герцогом, и сказала, что Огюстин была позвана толькона одну минуту в кровать к монсеньору, который и насрал ей в рот. Огюстиннастаивала на своем и оспорила Дюкло, но ей велел молчать, и она была записана,хотя была совершенно невиновна. Потом зашли к мальчикам, где Купидон был пойманс поличным: О н отложил в свой ночной горшок самый прекрасный кал. Герцогнакинулся на него и проглотил все сразу, пока молодой человек сосал ему орудиелюбви. Были отменены вообще разрешения испражняться, и все перешли в столовую.Прекрасная Констанс, которую иногда освобождали от прислуживания по причине ееположения, почувствовав себя хорошо в этот день, появилась голая, и ее живот,который начинал понемногу раздуваться, вскружил голову Кюрвалю; он началсжимать довольно грубо в руках ягодицы и грудь этого бедного создания, поэтомуей было позволено больше не появляться в этот день во время рассказов. Кюрвальснова принялся говорить гадости про несушек и заверил, что будь его воля, он быустановил закон острова Формозы, где беременные женщины менее тридцати леттолклись в ступке вместе со своим плодом; когда бы заставили следовать этомузакону во Франции, в ней стало бы в два раза больше народу.