Книга Твоя Шамбала - Владимир Сагалов

Пока один промывал Георгу рану, второй огляделся вокруг.

– Судя по местности, мы где-то у реки Бурджин, чуть севернее должно быть озеро, – Георг бывал в этих местах и знал, что проточная река проходит далее на север, и он любым путём, с бандитами или без них, должен будет пойти вдоль реки.

– Я предлагаю завтра, после отдыха, взять направление в Монголию, на родину. Надоело всё. Разбой этот ни до чего хорошего не доведёт. Не хочу больше, – сказал тот, кто промывал рану.

– Ты что? Там тоже не лучше, чем здесь. Тут с китайцами воюем, а там японцы. Я слышал, что скоро война начнётся. Русские войска перебрасывают с запада. Японцев бить будут. Хочешь, чтобы тебя воевать отправили? Надо здесь, в горах, отсидеться. А там посмотрим. До зимы времени ещё много, поэтому можно тут, у реки, обосноваться. Что скажешь, немец? Тебе туда вообще нельзя. Там русских сейчас полно, а они вас, немцев, после войны терпеть не могут. Пристрелят как собаку и не посмотрят, что уже подбит. Ну, что там с раной, серьёзно или так?

– Нет. Я пойду домой, к семье. У моего брата скот был, помогать ему буду, – сказал второй, глядя на восток, в сторону своей родины.

– Да, точно. Был! Его японцы давно сожрали, скот твой. И брата твоего тоже, – рассмеявшись, отговаривал бандит своего друга. – Ну, или каждый сам по себе пойдёт. Ты как думаешь, немец? Что лучше, тут отсидеться или пойти воевать против японцев? Да, тебе, я думаю, хуже всего. У тебя тут ничего и никого нету. Куда тебе идти, или на русский Алтай пойдёшь? Там тебя быстренько прикончат, – вновь рассмеялся бандит.

– Нужно отдохнуть и потом, завтра, обдумать хорошо. Но здесь я не останусь. Погоня может быть. Они видели, что мы сбежали, а если получат команду найти и уничтожить, то будут искать. Поэтому завтра нужно двигаться дальше, но только кони пусть отдохнут и наедятся вдоволь, трава сочная здесь, – ответил Георг, придерживая у раны смоченный лоскут ткани, который оторвал от рубашки. – Какая сказочная тишина, – он закрыл глаза и вспомнил ламу из монастыря, который передал письмо для некого Амыра, жившего на русском Алтае.

«Я доберусь до него. Доберусь любыми путями. Если только русских солдат не встречу. Да что им тут в горах-то делать?»

– Русская граница далеко? – спросил он у бандитов.

Один из них посмотрел на север, покачал головой и сказал:

– День пути, может, два. Рядом.

– Русским решил сдаться? – вновь рассмеялся один.

– Говорю тебе, оставайся со мной тут, здесь тихо. Пересидим лето, а там посмотрим. Что вы торопитесь? Отстали от нас китайцы, не думаю, что гнаться будут, – развалившись рядом с Георгом, сказал другой, но быстро подскочил и побежал к лошадям. Через минуту вернулся с полным бурдюком мочи и передал первому. – На, медсестра, держи спирт для обработки раны, – рассмеялся и уселся рядом с Георгом.

– Вы что, мочой конской мне рану заливать собрались? Что, с ума сошли?

– Ты, парень, не нервничай. Ты ещё многого в жизни не знаешь. Конская моча чистая, он ведь травку кушает, – с иронией ответил первый, поливая мочой рану. – Если ты в степи, и у тебя нету ни воды, ни лекарств, что ты будешь делать, если ранен? Если прижмёт, то и попить мочу конскую придётся. Как средство первой помощи всегда помогало. Так что не волнуйся.

Следующим утром на рассвете Георга разбудил первый бандит и спросил, как дела с плечом.

– Да вроде нормально, хуже не стало. А ты куда собрался в такую рань?

– Я решил уехать в Монголию, как и говорил вчера.

– Потом вспомнишь мои слова, когда воевать с японцами отправят, – не встав и даже не повернувшись, лёжа на боку, произнёс второй. – Удачи!

– Да, удачи тебе и спасибо за обработанную рану. Никогда бы не догадался мочой раны обрабатывать.

– Степной человек приспосабливается к условиям, в которых живёт. Но, как только появится возможность, необходимо обработать медикаментами или хотя бы спиртом. Да, и ещё. В сторону русского Алтая туда, – указав в направлении севера, он сел на коня и тронул. – Прощай.

– Прощай, – ответил Георг и стал готовить своего коня.

– Ты тоже решил добровольно в плен сдаться? Ну давай, дерзай. А я посплю ещё часок и к реке поеду, там деревень много, осяду в одной и пережду до зимы, а там решу. Удачи тебе.

Георг сел на своего коня, потрогал рану и, убедившись, что опухоль не увеличилась, попрощался со своим последним спутником:

– Прощай и удачи.

– Удачи. И не забудь, что промывать рану нужно только свежей мочой, а не вчерашней, – вновь засмеявшись, крикнул Георгу вслед оставшийся спать разбойник.

Через пять дней пути по сложным перевалам и ущельям, стараясь держаться всегда северного направления, на закате Георг попал в засаду. Кричали уже на русском. Но он не стал останавливаться и погнал коня: «Вот и русская территория. Вот и встречают немца, как и полагается». Вновь прижавшись к своему уже один раз спасшему его коню, мчался от погони Георг. За спиной застрочил пулемёт, и одна пуля пробила левую ногу выше колена. Обернувшись, он увидел гнавшихся за ним двух всадников: «Как будет, так будет. Скачи, пока ещё жив. По русским стрелять не стану. Не имею права. Наши настрелялись по ним вдоволь. Если догонит решающая пуля, значит, так должно быть». Погоня стреляла с ходу, а Георг знал, что точно стрелять на скаку может не каждый, и продолжал уходить от погони. Некоторые пули просвистывали совсем рядом, но рядом – это не важно. «Скачи, мой спаситель, скачи!» – умолял он своего скакуна и, посмотрев на раненую ногу, увидел, что вся штанина залита кровью. «Сейчас некогда мочу собирать для промывки раны» – смеясь над своим, как уже бывало, почти безвыходным положением, он пошевелил ногой, поняв, что кость не повреждена, вновь врезался взглядом в темнеющее пространство, разглядев вблизи лес, направил коня туда. «В лесу хоть и сложнее передвигаться, но зато проще спрятаться. Тем более там уже темно». Вновь просвистели две пули и залетели вперёд Георга в лес. Подскакав к кромке леса, конь чуть не встал на дыбы, не веря, что его хозяин на полном ходу хочет влететь в темноту. Георг чуть не слетел с коня и закричал от боли в простреленной ноге. Выбрав момент, он обернулся и увидел лишь одного, сильно отстающего, преследовавшего его всадника. Георг въехал в лес. Тут нужно было глядеть в оба, хотя высокие мощные стволы деревьев стояли на приличном расстоянии и можно было спокойно передвигаться. Начался крутой подъём, и Георгу пришлось пойти по кромке горы. В тихом, уже уснувшем лесу, оступаясь на камнях, конь создавал много шума, и пришлось остановиться и спешиться. Стиснув от боли зубы, чтобы не закричать, он понял, что не сможет вновь сесть на коня по привычке, с левой ноги. Он погладил его по шее, успокоив, и вслушался в тишину леса. Судя по времени, гнавшийся за ним всадник должен был уже въехать в лес, но было подозрительно тихо. «Куда делся второй? Может, он как-то вокруг поскакал? Не пойму. Да и просто оставить погоню он тоже не мог. Они ведь солдаты, они приказ выполняют, – рассуждал Георг, слушая лес. – А может быть, стреляя на ходу, один попал в другого? Это вполне возможно». Он вспомнил подобный случай, когда группа бандитов вернулась с похода без трёх человек. Сказали, что они были убиты при погоне; а через несколько недель, вечером у костра, один признался, что, отстреливаясь, перестреляли двух своих, а третьего те убили. «Так что, может быть, и так», – подумал Георг, снимая с себя халат, чтобы оторвать от рубахи ещё один лоскут для перевязки ноги. Кровь ещё бежала, и необходимо было её остановить, иначе не имеет смысла убегать от погони для того, чтобы истечь кровью. Рана пульсировала и горела, боль была намного сильнее, чем в раненом плече: «Два дня – две дыры. Надо с этим заканчивать». И вновь встал вопрос о промывке раны. Но не было даже воды для утоления жажды. Губы пересохли, и во рту почти пропала слюна. Начала проявляться большая кровопотеря, и необходимо было пополнить запас жидкости в организме. Он сполз на землю, упёршись спиной в дерево, сел и закрыл глаза. Начала кружиться голова, и очень хотелось пить. Перетянув бедро выше прострела, он вытянул ноги. Конь стоял перед ним боком и перекрывал возможность осматривать пространство. «Да, темно уже стало, не видно ничего. Надо коня привязать и притаиться в листве. Хорошо, что погоня без собак. Собаки нашли бы уже давно». Внизу, в полусотне метров, раздался треск веток. Забыв о боли, Георг подскочил и, обняв коня за шею, чтобы он не волновался и, не дай бог, не заржал, вслушался в треск ветвей, который приближался. Он привязал коня к дереву и услышал, как что-то зашелестело прямо около коня. Быстро оглядевшись, он увидел, что конь мочится. Нужно было быстро реагировать, он подлез под коня и, не снимая штанов, подставил рану под горячую струю и одновременно набрал мочу в свою пустую фляжку. Струя мочи, стекая на землю по ноге, не создавала шум в ночном тихом лесу и одновременно промывала рану. Закрутив крышку и повесив фляжку на пояс, он хотел позже ещё раз промыть рану, когда разберётся с непонятным треском, приближающимся к нему. Направив в темноту карабин, он решил, что будет стрелять, если из темноты кто-нибудь выйдет. Конь стал легко пофыркивать и немного суетиться. Чувствовал чьё-то приближение. Но внезапно справа, в двух метрах от Георга, раздался короткий, но сильный треск сухих веток. Конь резко заржал и, свалившись, захрипел. Страшный рык пронзил тишину леса, и на сбитого с ног коня вскочил огромный медведь, моментально порвав его глотку, из которой фонтаном хлынула горячая кровь, забрызгав Георгу глаза. Он упал и покатился вниз, ударился лбом о ствол дерева и разбил бровь, из которой полилась кровь, заливая глаз. Страх и паника, каких он не испытывал ни разу в жизни, охватили его, но он сдержался и не закричал. Было слышно, как медведь рвал конскую, ещё живую плоть. Его страшный рык превратился в наслаждающееся глубокое рычание, частое громкое дыхание напоминало мурлыкание огромного страшного зверя. Он наслаждался свежей кровью и не отвлекался на валяющегося в стороне человека, который, обмочившись от страха в штаны, скулил сквозь зажатый обеими руками рот. Невозможно было находиться рядом и слышать этот страшный хруст рвущегося тела коня. Георг перевернулся на живот и как червь пополз по земле, стараясь не привлечь внимание зверя. Кровь и слёзы страха заливали глаза, грязь и сухие перегнившие иголки кедров, возвышавшихся над этим драматическим природным деянием, прилипали к липкой крови, размазанной по его лицу. Он полз и скулил, боясь повернуть голову в сторону ужасного животного, которое оставило его совершенно одного, с двумя ранениями, полной фляжкой мочи и рюкзаком за спиной. Через некоторое время он вскочил, не чувствуя боли в простреленном бедре, и побежал в темноту тайги, врезаясь в деревья и падая, вставая и продолжая бежать. Он бежал до самого утра, а на рассвете, измождённый, с разбитым лицом и порезанными руками, выбежал на край леса, упал и уснул от бессилия.