Книга Любимец женщин - Себастьян Жапризо

- Раньше ты мне говоришь, что Йоширо не хочет строить корабль, потому что близко нет земли, где живут ваши соотечественники. Ты никогда не говоришь, что он считает невозможным добраться до островов Рождества. А я никогда не говорю, что возможно добраться до твоей Японии.

Я должна признать это правдой.

Тогда Фредерик говорит:

- Мы смотрим этот проект после сезона дождей. А все время, пока он держит нас в доме, будем довольны нашей судьбой.

Так мы и делаем, кушая еду, и играя с камушками и картами, и разговаривая о наших жизнях. Эсмеральда строит музыкальный инструмент из бамбуков, и мы поем всякие придуманные вещи. Я учу двух моих спутников японскому, но они думают, что он слишком трудный, и после я уже не учу. Ночь мы спим вместе, чаще всего под дождливый шум. Мы показываем Эсмеральде семь бельевых прищепок, и она сначала выходит вся из себя, а потом сильно смущается, но, когда мы просыпаемся, она говорит мне в шею, что довольна. Она очень хорошо знает дни, которые нужны для детей, я не так хорошо, так что она часто ради шутки обманывает меня, говоря:

- Сегодня, Йоко, с Фредериком ни на что не нужно соглашаться.

Но она еще и очень хорошая женщина для него и для меня, и никогда не внимает на мелочи, и очень крепко держит дом. У Фредерика характер живее и изменнее. Иногда он шутливый и очень ласковый в словах. А иногда сидит в своем углу и дуется, и мы не знаем, что такое мы говорим раньше для его неудовольствия. Правда в том, что он все чувствует лучше, чем понимает. А еще иногда, выпив слишком много спирта, который он готовит и топит свое горе оттого, что он так далеко от своего дома, он говорит вслух всякие гордые и путаные сны, что он входит в большой океан и выходит победителем, что он кладет все свое терпение и мужество и мастерит такую хорошую вещь, что каждый видит своими глазами, на что он, Фредерик, способен, а под конец он всегда говорит:

- Да идете вы все к чертовой матери!

Когда на остров возвращается солнце, мы еще плаваем и живем наши дни, но лучшее в нас далеко, и остается только грусть оттого, что мы забыты. Я не хочу рассказывать, как Эсмеральда первой теряет надежду и я тоже. Хочу рассказывать только последние дни, когда мы живем на острове трое.

Давно раньше Эсмеральда много говорит об этом огне на пляже австралийцев, потому что боится, что мы с Фредериком думаем, что это она его зажигает, и она говорит - нет, она не зажигает. А после она говорит, что, может, и хочет его зажигать, чтобы Фредерику нельзя убегать по океану, так что никто так никогда и не знает, что же она делает с нами в ту ночь, после того как он вытаскивает самолет.

Тогда Фредерик ей говорит:

- Я хорошо знаю, кто зажигает огонь и почему. Так что не бери в голову.

И, конечно, я думаю, что он считает, что это я. Я говорю:

- Да как я могу? Всю ту ночь я провожу у тебя в руках и ни разу не выхожу из дому.

Он на то отвечает:

- Разве я говорю, что это ты? Ты все еще видишь во мне теки?

Это значит враг. Я говорю - нет, и бегу далеко, чтобы не слышать глупости, которые делают больно всем.

После Эсмеральда хочет поставить в хижине материю одного австралийского парашюта, натянутую на веревку. Так она отделена от нас, когда я с Фредериком. Он говорит: "Делаем как она хочет", - и мы делаем.

После она больше не хочет, чтобы Фредерик приходит на ее сторону поговорить и видит ее голую. Он поднимает плечи и говорит:

- Ладно, когда хочешь еще - говоришь.

И потом никогда уже не приходит на ее сторону.

После, на пляже, она одна, и грустная, и поет, как он раньше, когда привязан. На любое мое слово она отвечает: "У меня нет неудовольствия против тебя, Йоко. Мне хорошо так". И Фредерик единственный раз приходит с ней поговорить, сидя рядом с ней на песке, и она ставит свою голову ему на плечо и плачет. А я далеко и потому не слышу их слов.

После, в ночи, когда она сидит по ту сторону парашютной материи и у меня горячее желание дрючиться, стоит мне только влезть на Фредерика или ему на меня, как она кошмарит. Она кричит, чтобы нам помешать. Я знаю, что она делает так нарочно, потому что и у меня бывают иногда плохие сны, но я никогда не рассказываю их так хорошо своим голосом в ту самую минуту, когда они приходят, да еще с такой точностью, как она:

- Боже мой, вот я на многолюдном приеме! И все эти мужчины на меня смотрят! Боже мой, мое замечательное платье зажимает дверью, а я забываю надеть трусы! Они меня видят! Они все могут видеть мой голый зад!

Я с неудовольствием говорю Фредерику:

- Не слушай, ну пожалуйста, не слушай!

Но попробуйте-ка дрючиться вот так - сами увидите, как это.

Другим днем Фредерик вкусно кушает раковины, которые я беру под океаном. И, как это часто, находит жемчужину. Мы все три в хижине, Эсмеральда лежит в гамаке. Тогда он говорит:

- Йоко, ты берешь много таких жемчужин?

Я иду на место в полу, где прячется мое богатство, и поднимаю доску, и достаю мешочек, который мастерю из носка Акиро по прозвищу Батяня, когда нас выбрасывает на этот остров. И я сильно сотрясаю мешочком, чтобы показать вес, а после открываю его перед Фредериком, и он своими глазами видит все прекрасные жемчужины, которые я держу для родителей, или для доброго супруга, или для кого угодно, не знаю. Тогда он, очень удивленный, говорит:

- Черт побери! Да это, может, поценнее, чем наследство моей бабушки!

А я говорю:

- Я даю тебе три жемчужины за каждый раз, что ты крепко целуешь мои губы, и пять - за каждый раз, что ты крепко целуешь мои кончики грудей, и десять - за каждый раз, что ты соглашаешься быть моей резвой лошадкой, и все-все - за один раз, что ты их хочешь, ничего мне не делая, потому что они твои.

Тогда он ржет, и я тоже, но Эсмеральда говорит:

- Что это еще за наследство вашей бабушки? Мне вы никогда про это не рассказываете.

Тут молчание, и Фредерик отвечает:

- Это вас не касается.

И без других слов ест раковины.

Наконец наступает та ночь Меня дрючит Фредерик по нашу сторону материи, а Эсмеральда говорит во сне, чтобы нам помешать. Он делает так, будто у него нет ушей, и она по моим радостным стонам понимает, что может снить себе какие угодно сны - мне на это плюнуть и растереть. Тогда она придумывает вот это, хотя слова могут быть и не совсем точными:

- Боже мой, вот я в крестьянском доме, мои родители где-то на деревенском празднике! Этот синий солдат рвет руками мое платье и швыряет меня на пол! Ах, теперь он мнет мою грудь и мой голый зад! Боже мой, он входит в меня и получает во мне удовольствие! Как мне больно! Как замарано мое тело! Я хочу умереть! Господи Боже мой, прости меня, я бросаюсь вниз!

И все то время, что эта безумная орет, Фредерик орет тоже: