Книга Богема - Дафна дю Морье

– Я приехал в чем был, – сказал он. – Оставил их продолжать репетицию, сказав, что кое-кого надо отвезти в больницу.

– Но это неправда, – сказала Мария, забираясь вместе с Кэролайн в машину.

– Можно сделать так, что будет правдой, – сказал Найэл. – Мы можем отвезти в больницу Кэролайн и оставить на день в детском отделении.

– Ах нет, – встревожилась Мария. – Чарльз может узнать. Ни в коем случае. Подумай обо мне. Какой позор.

– Так что же делать?

– Не знаю. Просто поедем куда-нибудь.

Найэл нажал на стартер, и машина рванула с места. Это был старенький «моррис», который когда-то принадлежал Фриде. Найэл вел машину из рук вон плохо; она двигалась резкими рывками, то слишком быстро, бросаясь из стороны в сторону, то медленно ползла посреди дороги. Найэл не понимал сигналов полисмена.

– Этот человек… – сказал он. – Почему он делает мне какие-то знаки? Что он имеет в виду?

– Думаю, тебе следует извиниться, – сказала Мария. – По-моему, ты едешь по встречной полосе.

Машина то врезалась в гущу движущегося транспорта, то выныривала из нее. Прохожие кричали ей вслед. Кэролайн, которая мгновенно замолкла, как только мерное движение коляски сменилось новым, прерывистым и нервным, снова заплакала.

– Ты ее любишь? – спросил Найэл.

– Не очень. Но полюблю позже, когда она начнет говорить.

– Она похожа на лорда Уиндэма, – сказал Найэл. – На каждый день рождения я буду дарить ей часы, как другие крестные отцы дарят жемчужины.

Кэролайн продолжала кричать, и Найэл сбросил скорость.

– Дело в темпе, – сказал он. – Ей не нравится темп. Вот что я тебе скажу: надо спросить совета.

– У кого?

– У какой-нибудь милой, скромной женщины. Поблизости должна оказаться хоть одна милая, скромная женщина, у которой куча детей и которая сумеет дать дельный совет, – сказал Найэл.

Он внимательно посмотрел направо, налево, затем, вынуждаемый потоком попутных машин прибавить скорость, свернул на забитую транспортом улицу. По обеим сторонам тянулись бесконечные магазины, на тротуарах бурлили толпы народа.

– Вон та женщина с корзинкой, – сказал Найэл. – У нее приветливое лицо. Что, если спросить ее?

Он остановил машину, протянул руку перед Марией и, опустив окно, окликнул проходящую мимо женщину.

– Извините, – сказал он, – не могли бы вы подойти на минуту?

Женщина обернулась, на ее лице было написано явное удивление, и вблизи оно казалось не столь приветливым, как на расстоянии. Один глаз у нее слегка косил.

– Эта дама не знает, что делать с ребенком, – сказал Найэл. – Он не перестает плакать. Не будете ли вы любезны и не поможете нам?

Женщина внимательно посмотрела на Найэла, затем перевела взгляд на Марию и заливавшуюся во все горло Кэролайн.

– Прошу прощения, – сказала она.

– Младенец все плачет и плачет, – объяснил Найэл. – Никак не может остановиться. И мы не знаем, что нам делать.

Женщина густо покраснела. Она решила, что это какая-то нелепая шутка.

– Я бы не советовала вам дурачить людей подобным образом. Здесь недалеко стоит полисмен. Хотите, чтобы я его позвала?

– Нет, – сказал Найэл. – Конечно нет. Мы просто подумали…

– Бесполезно, – прошептала Мария. – Поезжай дальше… поезжай.

Она высокомерно кивнула женщине, которая отвернулась, издавая возмущенные восклицания.

Найэл дал газ, и машина рывком устремилась вперед.

– Что за мерзкая баба, – сказал он. – Во Франции такое не могло бы случиться. Во Франции нам предложили бы целый день посидеть с ребенком.

– Мы не во Франции, – сказала Мария. – Мы в Англии. Такое отношение типично для этой страны. Вся эта шумиха по предупреждению жестокого обращения с детьми, и вместе с тем не найти никого, кто помог бы нам успокоить Кэролайн.

– Поедем на Милл-Хилл, – сказал Найэл, – и оставим ее у Труды.

– Труда рассердится, – возразила Мария. – И скажет Селии, Селия – Папе, а там не успеешь оглянуться, как об этом узнает весь «Гаррик». Ах, Найэл…

Она прильнула к его плечу, он обнял ее левой рукой и поцеловал в голову: машину тем временем бросало из стороны в сторону.

– Мы могли бы бесконечно ехать на запад, – сказал Найэл. – Сейчас мы движемся в сторону Уэльса. Возможно, тамошние женщины умеют ухаживать за детьми. Что, если нам отправиться в Уэльс?

– Я знаю, почему матери оставляют своих младенцев в магазинах, с тем чтобы их кто-нибудь усыновил, – сказала Мария. – Они не в силах вынести нагрузку.

– Не оставить ли нам Кэролайн в магазине? – спросил Найэл. – Не думаю, чтобы Чарльз стал особенно возражать. Разве что из гордости. Дело в том, что ни один человек, если он в здравом уме, не будет в восторге от Кэролайн в этом возрасте. Возможно, через несколько лет, когда она совершит свой первый выезд в свет.

– Чего бы я не дала, чтобы это уже случилось, – сказала Мария.

– Пышные перья и прочее, – сказал Найэл. – Никогда не понимал, что это дает. Несколько часов кряду проторчать на Мэле.

– Зато какое пышное зрелище, – сказала Мария. – По-моему, это прекрасно. Почти так же, как быть королевской любовницей.

– Не вижу ни малейшего сходства, – сказал Найэл. – Подъехать к дворцу в наемном «роллс-ройсе», как ты в прошлом году, да еще с леди Уиндэм, которая как приклеенная ни на шаг не отстает от тебя…

– Я наслаждалась каждой минутой… Найэл?

– Что?

– Я вдруг кое о чем подумала. Давай остановимся около следующего «Вулвортса»[55] и купим Кэролайн соску.

– А что это такое?

– Ну знаешь, эти ужасные резиновые штуки, которые всовывают в рот простым детям.

– А их сейчас делают?

– Не знаю. Можно попробовать.

Найэл сбавил скорость и, пока машина двигалась вдоль тротуара, внимательно приглядывался к витринам, пока не увидел один из магазинов фирмы «Вулвортс». Мария вышла из машины и скрылась за дверью магазина. Когда она вернулась, лицо ее сияло торжеством.

– Шесть пенсов, – сказала она. – Очень хорошая резина. Красная. Девушка-продавщица сказала, что у ее сестренки дома есть такая же.

– Где она живет?

– Кто?

– Сестренка. Мы могли бы отвезти туда Кэролайн, и ее мать присмотрела бы за обеими.

– Не говори глупостей… А теперь смотри. – Мария очень медленно всунула соску в рот Кэролайн. Соска подействовала как своеобразная затычка – Кэролайн принялась громко сосать и закрыла глаза. Плач, как по волшебству, прекратился.