Книга Небесная подруга - Джоанн Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это властный голос, и Джо поневоле повинуется, оборачивается в смятении и видит молодого человека примерно тех же лет, что и он. У незнакомца тонкие правильные черты лица и старомодные полукруглые очки.
«Кто вы?»
«Не думайте об этом, выслушайте меня. У меня мало времени».
«Чего вы хотите?»
«Вы должны поджечь дом, убедиться, что он сгорел дотла, а потом спалить тело».
«Джинни… Джинни…»
«Не называйте ее имени, не упоминайте о ней. Вы должны забыть о ней. Никакого погребения, никакой могилы — ничего. Понимаете?»
«Я…»
«Это необыкновенно важно. Вы должны забыть ее. Если не сделаете, как я сказал, призовете ее обратно».
«Я…»
Элис вздрогнула и чуть не упала. Ей показалось, что в странном мерцающем свете в комнате появился какой-то молодой человек в пальто. За толстыми стеклами очков — серые глаза, редеющие волосы прикрыты коричневой фетровой шляпой… Но он тут же исчез. Остался только Джо, лежащий на полу рядом с телом Джинни. Рядом валялся разбитый шприц, на белом горле виднелся след от укола и единственная капля крови. Элис трясущимися руками прикоснулась к запястью Джинни, пощупала пульс — его не было. Гулкая пустота моря, шумящего в раковине.
Рядом что-то шевельнулось, и Элис услышала вздох, перешедший в стон:
— Джинни-и…
В мгновение ока она опустилась на колени, приподняла его.
— Джо! С тобой все в порядке?
— Эл?
Джо резко сел. Элис даже через одежду ощутила, какой у него жар. Она решила, это от потрясения.
— Где Джинни?
Он быстро встал, и Элис отметила, что голос у него, как ни странно, спокойный. Наверное, она сама была в шоке, поскольку никаких неприятных ощущений не было. Словно не ее кровь текла по руке и перепачкала весь левый бок.
— Джинни мертва, — произнесла она отстраненно, будто только что очнулась от наркоза.
— Что? — Джо почти не обращал на Элис внимания. Он нежно коснулся лица мертвой девушки. — Джин, вставай. Поднимайся, Джин… Она в обмороке. Тут чем-то пахнет. Обкурено все, что ли? И я вырубился. Джинни!
— Она мертва, — спокойно сказала Элис.
— Джин! Очнись, Джин.
— Джо, я же говорю, она мертва. Ты вколол ей то, что она дала тебе для меня. Она хотела, чтобы ты убил меня.
— Нет!
Он сильнее потряс тело девушки.
— Джинни! — Джо повернулся к Элис. — Она не дышит. Вызови «скорую». Джинни!
Он пытался вдохнуть воздух в безжизненные легкие.
— Джинни! Очнись!
— Не поможет. В шприце был не транквилизатор. Она хотела убить меня.
— Нет! — Он плакал и не оставлял попыток ее откачать. — Постой! Джинни! Я люблю тебя!
Это было последней каплей — не кровь, не потрясение. Даже не облегчение при мысли о том, что все закончилось. Джо, даже теперь взывающий к Джинни, к Розмари, — вот что заставило Элис потерять самообладание. Она обмякла, и на последнем восклицании «я люблю тебя!» (оно запечатлелось в памяти и терзало острее, чем в реальности) ее стошнило.
Чуть позже она нашла заготовленный Тернером бензин и поняла, для чего он. Несмотря на сырость, дом горел отлично.
Где-то в здании играло радио. Через стены доносилась странная современная музыка. Я пурист — не люблю современный театр, даже джаз мне не нравится. Но эта мелодия, странная, полубезумная, едва слышная за толстой стеной… Она действовала на меня. Низкий голос певца выпевал что-то вроде плача. Я различал слова:
Помни меня, потому что я не умру.
Я в воздухе, которым дышишь ты,
И в каждой частице тебя.
Нет, я никогда такого не слышал. Должно быть, я сам это выдумал.
Вспоминай меня, когда светит солнце.
Я — стекло,
Солнце сияет сквозь меня.
Как странно — мое подсознание говорит со мной на языке рок-музыки.
Помни меня, когда приходит ночь.
Я поселюсь в твоих снах.
За окном идет дождь. Капли часто стучат о стекло, будто отмеряют время. Элис вспоминает про свою чашку и отпивает глоток. Чай остыл. На коленях у нее сидит кошка, аккуратно подобрав под себя лапы. Элис с трудом сосредотачивается и перечитывает письмо, помятое кошкой. К гладкой бумаге пристали пестрые кошачьи шерстинки, и поначалу она видит их отчетливее, чем буквы и слова.
Одна фраза останавливает взгляд, удерживает его почти колдовством: «то, что во мне, помнит…»
«Я никогда ее не забуду. Никогда».
Элис машинально разглаживает письмо. Она знает его почти наизусть, но перечитывает, будто ищет в этих строках некую тайну.
Дорогая Элис!
Похороны будут в Гранчестере, 21 мая. Ничего особенного, но я хотел увериться, что ее не забудут.
Я бы хотел, чтобы ты пришла. Во-первых, это полезно для тебя — думаю, ты увидишь все с правильной точки зрения. Во-вторых, нам нужно поговорить. Не могу поверить в то, о чем ты говорила. Не могу и не хочу верить в такие рассказы о ней. Я люблю Джинни, и она любила меня. Наверное, она была не в себе из-за наркотиков. По результатам расследования я понял: ты права, она действительно хотела устроить тебе передозировку. Вероятно, она знала, что доза в шприце смертельная. Но на суде ничего не всплыло. Они решили, что Джинни просто укололась сама. И я благодарю судьбу хотя бы за это, потому что знаю — она невиновна. Что касается остального, то свои видения я склонен считать наркотической галлюцинацией. Это единственное приемлемое объяснение. Тебе лучше тоже его принять.
Не знаю, как мне жить без нее. Пишу письмо и жду, когда же придет боль, — самое страшное горе лучше, чем нынешнее состояние. Я бросил группу. Потерял всякий интерес и понял, что нечестно тащить за собой на дно остальных, когда у них только-только что-то получилось. Может быть, когда-нибудь я вернусь. Но пока, стоит взять гитару, сразу вспоминаю Джинни.
Элис, ты нужна мне. Ты единственная, кто ее знал и с кем я могу поговорить. Мне нужно узнать о ней все, чтобы она ожила для меня. Не пытайся заставить меня забыть Джинни. Я не могу. Что-то во мне помнит и никогда не забудет ее. Никогда. Она воскреснет во мне, в моих мыслях и мечтах. Боже, иногда я чувствую, что она рядом! Почти касаюсь ее. Пожалуйста, приходи на похороны. Больше никого не будет. Я заказал белые цветы.
Элис прекращает читать.
Мысленно она видит ярмарочное колесо, неподвижное, черное на фоне бледного неба. Элис идет к нему по опустевшей ярмарочной площади; колесо высится над ней, подобно громадному чудовищу. Она рассматривает хитросплетения внутренних механизмов, рыжих от ржавчины и черных от масла, слушает, как перекликаются птицы в блеклом воздухе. Затем раздается скрип, поначалу тихий и слабый, набирающий обороты… внутренности чудовища оживают. Слышен резкий звук, скрежет ржавого металла, шум машин, вращающих мир, как карусель, и удерживающих на месте голубой небосвод. Медленно, но неизбежно, как вера и судьба, колесо начинает вращаться.
