Книга Мистика русского православия - Роман Багдасаров

Обычно в связи с этим перечисляется «джентльменский набор», обобщённый в 1661 году Августином Мейербергом: «В Москве такое изобилие всех вещей, необходимых для жизни, удобства и роскоши, да ещё покупаемых по сходной цене, что ей нечего завидовать никакой стране в мире, хоть бы и с лучшим климатом, с плодороднейшими пашнями, обильными земными недрами или с более промышленным духом жителей. Потому что, хоть она лежит весьма далеко от всех морей, но благодаря множеству рек имеет торговые сношения с самыми отдаленными областями».

Хрестоматийно раздолье речной рыбы и икры, о коем Европа никогда не смела мечтать. Сюда следует добавить, что в Москве гораздо легче и дешевле, чем в протестантских странах, покупались южные фрукты или семена пряностей. О мехах не говорим — о них всё сказано. Океан меха. Причём носили его даже такие категории населения, которых социология сегодня именует «находящимися за чертой бедности». Изощрённая банная культура с удивительными травяными настоями, лечебными притираниями, прохладительными напитками также пункт весьма известный. О более высоких гигиенических нормах русской жизни лучше умолчим, а то, как говаривал старец Амвросий Оптинский, иноземцы «могут обидеться».

268 _

Но одну область, считающуюся ныне коренной вотчиной французов и немцев, грех не упомянуть. Парфюмерия! Московитянки, да и вообще русские женщины, гораздо раньше, чем жительницы Западной Европы, начали её активно и многопланово использовать. Их густой макияж вызывал у чопорных европейцев не менее пунцовый румянец: эх, как хотелось бы им, чтобы и их прекрасные половинки выглядели столь же нарядно-сверкающе, как рождественские ёлочки. Да вот поди ж ты — мораль бюргерская: наложенные румяна она толковала однозначно и скабрезно… В России обычай наносить краску на лицо вменялся дамам в обязанность и рассматривался социумом как добродетель.

Простор и уединённость

Если взглянуть шире, то главным богатством России был и остаётся избыток пространства. Традиционный русский город резко контрастировал с западной урбанистической застройкой. В средневековых Лондоне, Париже, Мадриде, даже Праге, непредставимы сады вокруг домов обычных горожан (дворцы иное дело). В Москве XVII века такой подход был нормой. «При каждом доме есть непременно сад и широкий двор; оттого говорят, что Москва обширнее Константинополя и более открыта, чем он», — писал Павел Алеппский. Весной город утопал то в яблоневом, то в вишнёвом цвету, а затем его накрывала волна сирени, особенно любимой москвичами. Задолго до того как в Европе стали разбивать общедоступные парки, в Москве отводились громадные площади под увеселительные сады и луга.

Сады воплощали не только потребность людей в совместном времяпровождении, но и не менее важную психологическую нужду в уединении. Столичный боярин XVI–XVII веков стремился обеспечить своей жене отдельный храм рядом со двором. Традиция иметь часовню в садике для благочестивых женщин поддерживалась не только среди высшего сословия, и не только в допетровский период. Так, в некоторых деревнях средней полосы России ещё в середине XX столетия обычным явлением была маленькая часовенка на приусадебном участке, где молилась «черничка» (оставшаяся в родитель-

_269

ском доме дочь, принявшая решение не выходить замуж и посвятить себя Богу).

Многолюдные соборы чужды древнерусской религиозности, потому что создавали психологический дискомфорт и неэргономичны в зимнюю стужу. Более-менее состоятельный горожанин при первой возможности предпочитал строить домовую церковь. Самые именитые старались обзавестись несколькими — с различными посвящениями, чтобы эксклюзивно отмечать Господские и Богородичные праздники, дни святых покровителей семьи, рода. А вот люди победнее могли позволить себе лишь собственную икону в храме родного села или слободы. Да, да — никакого коммунизма: в традиционной русской церкви верующие молились перед личными иконами, которые стояли в общественном храме.

Для большинства современных христиан церковь — своеобразный аналог больницы, куда приходишь на процедуры и покидаешь, не вникая во внутреннюю субординацию. В Древней Руси всё было иначе. Распорядителями приходских храмов являлись сами прихожане, а не безлико-далёкое синодальное начальство. Кандидатура приходского священника церковной администрацией не навязывалась, а лишь утверждалась правящим архиереем. Хозяева храма — приход — сами (и отнюдь не формально) определяли, какому батюшке служить у них и какое жалованье ему выделить. Можно говорить даже о рынке священнослужителей: наиболее популярные приглашались в процветающие приходы, а малоспособные маялись без постоянного места службы. Жители городского «конца» (улицы) или слободы вправе были без лишних проволочек избавиться от нерадивого попа.

Кстати, о городских концах. Кто обеспечивал безопасность проживания в русских городах? Какие организации служили аналогами ОМОНов, РУБОПов, ГИБДД, всего того нарастающего кома силовых структур, которые честно, но не слишком эффективно борются с нарушениями и криминалитетом? Совершенно очевидно, что никакая структура не в силах знать лучше самого гражданина, какими способами обеспечить ему безопасность. И древнерусские горожане эту истину прекрасно понимали.

270 —

Хотя существовали общеградские службы охраны, караульную стражу несло согласно внутреннему графику всё боеспособное мужское население. Каждый квартал города на ночь запирался специальными воротами, заграждался рогатками. Древнерусский правопорядок был ориентирован не на карательные меры, а на профилактику преступлений. И здесь важнейшим фактором являлось всеобщее право ношения оружия. Никакая уважающая себя женщина не отправлялась в путь, если при ней не было двух ножей: один для бытовых нужд, второй — для обороны. О мужчинах упоминать излишне.

Старинные фонари, которые можно видеть за витринами музеев, — не праздная забава. Всякий житель русского города с наступлением сумерек обязан был зажигать осветительный прибор, с ним ездить или ходить. Без фонаря перемещались лишь те, кому было зачем скрываться. Поэтому ночной дозор имел право арестовывать всех, кто выходил на улицу без огня. Встречный путник был источником света и, конечно, порождал совсем другие чувства, чем встречный фонарь.

Соревнование против совершенства

Современный человек уделяет внимание подчас кардинально иным вещам, чем люди традиционного уклада. Иногда может показаться, что последний является чем-то примитивным по сравнению с технический фазой развития цивилизации. На самом деле всё обстоит с точностью до наоборот. Приблизительно до XV–XVII веков жизнь европейских стран и России мало чем принципиально отличалась от древнеримской, греческой или даже шумерской. Те же лошади и паруса в виде транспорта, колющее-режущее оружие, средства связи, уровень научных знаний, энергетические источники… Однако именно это постоянство базового инструментария цивилизованной жизни привело к его органическому единству с основами культуры. Обращаясь к мельчайшим сторонам традиционного быта, можно поражаться той слитности формы и содержания, которым он обладал. Современный быт уже спустя десятилетие будет способен вызвать лишь ностальгическую улыбку. Мы находимся лишь в начале «доводки» тех инструментов культуры, которые породило бурное развитие технологий.