Книга Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - Сергей Цветков

На безудержный рост преступности власть попыталась ответить ужесточением репрессивных мер. Краткое сообщение о разбоях является зачином древнерусского предания о судебной реформе Владимира, которое составитель Повести временных лет включил в статью под 996 г. Мы уже говорили о нем в связи с влиянием христианства на личность Владимира, теперь рассмотрим его историко-юридическое содержание.

Легендарное по форме и наивное по стилю, предание это в основе своей вполне достоверно. В совете «казнити разбойников, но со испытом», поданном епископами колеблющемуся Владимиру, исследователь сумел расслышать глухой отзвук весьма кардинальной реформы в области судебных наказаний. Речь идет о замене характерных для древнерусской судебной практики вирных платежей (судебных штрафов) системой физических наказаний («казни») за тяжкие уголовные преступления: «Володимер же отверг виры, нача казнити разбойников». Юридической основой для этих преобразований, по-видимому, стала Эклога (византийский свод законов), а именно ее XVII титул, посвященный различным видам разбоя и смертоубийства, за которые полагалась как собственно смертная казнь, так и другие «казни»: членовредительство (отсечение руки, языка, носа), наказание плетьми, изгнание и т. п.[155]

Предложение епископов отказаться от традиционного законодательства в пользу византийских судебных норм было по-своему естественным и ожидаемым. За принятием греческой веры неизбежно должна была последовать экспансия византийской цивилизации с ее целостным восприятием системы церковного и светского права. Однако несмотря на то, что греческие кодификаторы на Руси ориентировались на упрощенный свод Эклоги, созданный в конце IX в. специально для «варварских» народов, попавших в орбиту византийского миссионерства (моравов, болгар, сербов и т. д.), и выбрали для практической реализации на русской почве достаточно узкую область права, а именно уголовное право (XVII титул Эклоги), как наиболее понятное и доступное «варварам», они так и не смогли учесть всю глубину цивилизационных и ментальных различий древнерусского и византийского обществ. Волевое насаждение принципов византийского законодательства вызвало немедленную реакцию отторжения. Провал судебной реформы наш источник описывает так: «И реша епископы и старцы: «Рать многа, оже вира — то на оружьи и на коних буде». И рече Володимер: «Тако буди». Другими словами, быстрый и непродуманный переход к более «прогрессивным» юридическим принципам сразу же привел к сбою в работе древнерусского государственного механизма. Вирные платежи составляли видную долю государственных сборов, служа, по прямому свидетельству летописи, материальной основой боеспособности княжей дружины: «…если случится правая вира, [князья] ту брали и тотчас отдавали дружине на оружие. Дружина этим кормилась, воевала чужие страны». Отмена системы судебных вир, по всей видимости, больно ударила по княжеской казне, создав угрозу окончательного ее истощения[156], что в условиях «рати многой» самым отрицательным образом сказалось на обороноспособности страны. К тому же духовенство в процессе реформы должно было почувствовать ухудшение собственного материального положения — ведь вместе с упразднением денежных взысканий за тяжкие уголовные преступления существенно сократились и размеры церковной десятины, которой по уставу Владимира облагались «виры и продажи».

Но, может быть, главная причина краха судебной реформы заключалась в том, что против нее в лице старцев градских подали свой голос киевляне. Русские люди не захотели менять вместе с верой и кафтан. И Владимир проявил незаурядную государственную мудрость, отказавшись ломать через колено традиционные правовые представления своих подданных ради того, чтобы добиться формального соответствия юридических систем Руси и Византии. Виры и продажи вернулись в судебную практику. Безымянный автор древнерусского предания с явным одобрением констатировал: «И живеше Володимер по устроенью отьню и дедню».

Глава 10.

ДИНАСТИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Сколько сыновей было у Владимира?

Принятие Русью христианства и византийский брак Владимира не замедлили отразиться на самой княжеской власти как политическом институте, внеся заметные новшества в политическую культуру правящих верхов, династический порядок и в конечном счете — в процесс формирования всей древнерусской государственности. Новые тенденции и здесь вступили в острый конфликт с патриархальными традициями. Но прежде, чем говорить об этом подробнее, нам необходимо затронуть чрезвычайно запутанный вопрос о сыновьях Владимира.

Многочисленность мужского (как, впрочем, и женского) потомства Владимира отмечена многими источниками, древнерусскими и зарубежными. Однако среди них нельзя найти и двух, которые бы не имели серьезных разночтений. В древнерусском летописании существовало несколько росписей детей Владимира. Повесть временных лет под 980 г. сообщает: «Бе же Володимер побежен похотью женьскою, и быша ему водимые [законные жены]: Рогнедь, от нея же роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава, Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от грекине — Святополка; от чехине — Вышеслава; а от другое — Святослава и Мьстислава, а от болгарыни — Бориса и Глеба». Итого 2 дочери и не то 9, не то 10 сыновей, смотря по тому, считать или нет опиской наличие в этом перечне двух Мстиславов (от Рогнеды и от «другой» чехини).

В статье под 988 г. о дочерях уже не упоминается, зато количество сыновей возрастает: «Бе бо у него [Владимира] сынов 12: Вышеслав, Изяслав, Святополк, Ярослав, Всеволод, Святослав, Мьстислав, Борис, Глеб, Станислав, Позвизд, Судислав». Но расширение списка невозможно отнести на счет естественного прироста в княжеской семье, поскольку данный перечень не просто дополняет предыдущий новыми именами, а коренным образом редактирует его, удаляя одного Мстислава и меняя отношения семейного старшинства между оставшимися Владимировичами (порядок их перечисления). Следовательно, это другой вариант исчисления потомков крестителя Руси. Тех же «сынов 12, не от единоя жены, но от разн матер их, в них же бяше старей Вышеслав, а по нем Изяслав, 3 — Святополк и т. д». находим в анонимном «Сказании о святых Борисе и Глебе»[157] и Тверской летописи (заменяющей Позвиз-да — Болеславом), и есть основания полагать, что здесь не обошлось без влияния библейского предания о двенадцати сыновьях Иакова, родоначальниках колен Израилевых (Быт., 35: 22—26).