Книга Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрско-монгольский мир XIII - начала XX века - Роман Почекаев

Прежде всего восставшие старались уничтожить административный аппарат, введенный имперскими властями, который все еще воспринимался ими как чуждый (см., напр.: [Сулейменов, Басин, 1977, с. 95 и след. ]).[144] Одновременно восстанавливалась (по крайней мере отчасти) прежняя, традиционная административно-территориальная система казахского общества. Так, например, восставшие группировались по родам и племенам (а именно это деление казахов старались разрушить русские имперские власти). Их армия строилась на основе десятичной системы (тысяча – сотня – десяток), что было характерно для тюрко-монгольских государств еще в древние времена [Там же, с. 109].[145] По воспоминаниям Алиби Джангильдина, активного участника восстания, восставшие учредили суд, выносивший решения на основе казахских правовых обычаев [Восстание, 1960, с. 633] (ср.: [Якунин, Кулиев, 1952, с. 38]).

В областях, охваченных восстанием, была отменена система налогообложения, введенная русскими имперскими властями, и вместо нее были установлены натуральные налоги и повинности – существовавшие ранее, но с учетом военного положения. А. Джангильдин дает характеристику этой налоговой системы:

Вот положим, аул, десять кибиток стоят. Этот аул должен дать на каждого бойца на месяц пуд муки и одного барана, не считая крупы, риса… Кроме того, должны дать одежду: сапоги, кафтаны, теплые шубы, башлыки – полное обмундирование. Такой комплект должны дать десять кибиток. Лошадей давали исключительно баи. Каждый должен дать лошадь и седло [Джангильдин, 2009, с. 38–39].

Однако самым ярким признаком националистического и реваншистского характера восстания стало восстановление в областях, охваченных восстанием, института ханской власти. В Тургайской области было выбрано сразу несколько ханов, которых выдвигали соответствующие роды и племена. Даже в этом отношении казахи следовали своей старинной традиции XVIII – начала XIX в., когда один или несколько родов могли выбрать себе собственного хана (подробнее см.: [Ерофеева, 2001, с. 118 и след. ]). Так, хан Абдугаппар Джанбусынов был избран кипчаками, а его сподвижник Оспан Шолаков – аргынами и т. д.[146] А. Джангильдин описывает государственное устройство восставших следующим образом:

Решили организовать в Тургайской области ханство. Во главе стоит хан. Он является как бы законодателем, и должны быть министры, одновременно они же были советниками 12 человек. Во главе каждой тысячи солдат стоит начальник. Он назывался мынбасы. Он должен был заботиться о снабжении продовольствием, о военной подготовке. Мынбасы подчинялись командующему армии восстания сардару (главнокомандующему). Сардаром был назначен Амангельды Иманов [Джангильдин, 2009, с. 40].

Происхождение этих ханов (равно как и десятка других) доступные нами источники не освещают, но скорее всего, они, как и «ханы» 1869–1870 гг., не принадлежали к потомкам Чингис-хана. В частности, про Абдугаппара Джанбусынова известно лишь, что он был крупным феодалом-скотоводом, участвовал в барымте и был избран волостным управителем [Асфендиаров, 1936, с. 79]. Хан Нуржан Кияшев был братом бывшего волостного управителя, а еще один, Джумагазий Журганов – народным судьей [Восстание, 1960, с. 497, 596]. Таким образом, занимая чиновничьи должности в волостном и аульном управлении, они получили возможность влиять на восставших с помощью «административного ресурса», приобретенного благодаря имперским властям, против которых они теперь «возмущали народ» [Там же, с. 530]!

Кроме того, отдельные ханы даже не были казахами. Например, в Киргизии были избраны ханами три манапа: «кочкорский хан» Канаат Абукин (который, правда, когда был захвачен в плен, отрицал, что получил ханский титул), Мокуш Шабданов в племени сары-багыш и Батырхан Ногаев в племени бугу [Там же, с. 369, 377–378, 387, 410].[147] Появление последних двух «ханов», по-видимому, явилось в какой-то степени подражанием избранию в середине XIX в. киргизских ханов Ормона в племени Сары-багыш и Боромбая в бугу. Как и казахи, киргизы требовали отделения от Российской империи и создания собственного, независимого ханства [Там же, с. 272–274, 408]. В Джизакском уезде ханом объявил себя бывший десятник бухарского эмира, а затем крупный землевладелец и торговец Абдурахман Джевачи, который не только принял ханский титул, но и повелел именовать себя сахибкираном («обладателем счастливого сочетания звезд»). Этим титулом именовали, в частности, Амира Тимура, а также впоследствии ряд бухарских ханов и эмиров [Там же, с. 133, 141] (см. также: [Шестаков, 1933, с. 63, 65, 68]).

В докладе одного из командиров российских имперских войск начальнику Генерального штаба содержится сообщение о еще более «экзотическом» хане:

Прибыл третий нижний чин местной Иргизской команды Банников, бежавший из баубского скопища мятежников. Он доложил, что ночью 4-го декабря во время нападения на лагерь мятежников там было два хана, причем один из них русский (Курсив мой. – Р. П.)[Восстание, 1960, с. 614].

Как видим, в условиях национально-освободительной борьбы ни принадлежность к роду Чингис-хана, ни даже казахское происхождение отнюдь не являлись определяющим фактором в глазах восставших при избрании в ханы! Сохранив воспоминание о самом институте ханской власти, население Казахстана и Киргизии, по всей видимости, не помнило, какие именно требования в свое время предъявлялись к кандидатам в ханы, или сознательно игнорировало их в новых политических условиях.

Статус ханов, провозглашенных во время восстания, недостаточно изучен. По словам того же А. Джангильдина,

хан самостоятельно не мог решать вопросы. Двенадцать министров составляли совет, который решал все вопросы. Фактически решали вопросы 2–3 человека [Джангильдин, 2009, с. 39].

Вызывает также большой интерес статус Амангельды Иманова, носившего звание сардара, или «главнокомандующего над всеми восставшими киргизами» [Восстание, 1960, с. 618, 739]. Советские историки, учитывая, что впоследствии А. Иманов перешел на сторону советской власти, именно его характеризовали как фактического руководителя восстания. Однако согласно отчетам и докладам российских имперских чиновников о восстании 1916 г., А. Иманов являлся лишь «помощником» хана Абдугаппара [Там же, с. 624]. Впрочем, влияние А. Иманова в среде восставших, его активная роль в боевых действиях позволяют провести параллель (хотя и достаточно условную) с системой соправительства в позднесредневековых тюрко-монгольских государствах, когда верховный главнокомандующий (бекляри-бек, амир ал-умара) являлся фактическим, а иногда – и официальным соправителем хана. Аналогичным образом, известно, что у хана Оспана Шолакова был визирь, а киргизский «хан» Мокуш Шабданов назначил одного из своих братьев главнокомандующим [Там же, с. 380, 622].