Книга Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина - Арнольд Марголин

Вообще, из всего того, что было сказано и написано представителями российской интеллигенции в последние годы по национальному вопросу в связи с вопросом о федерации, мне привелось встретить одну лишь книгу, отмеченную глубоким, проникновенным пониманием сущности этих вопросов при настоящем положении вещей и ясным изложением взглядов автора. Таковой книгой является уже упомянутое мною последнее произведение Станкевича «Судьбы народов России». В яркой и сжатой форме автор дает наиболее характерные черты из прошлого и настоящего Белоруссии, Украины, Литвы, Латвии, Эстонии, Закавказья, Финляндии и Польши. Каждой из этих земель и населяющим их народностям посвящена особая глава. Воспитанный целиком на русской культуре, горячо любящий ее, Станкевич подходит ко всем названным народностям, их языку, верованиям и нравам с необыкновенной теплотой, сочувствием и задушевностью. Все содержание книги звучит, словно гимн равенству всех народов. В страстных мечтаниях и поисках путей к воссозданию на месте распавшейся России такого же большого, но мощного внутренней силой федеративного государства, Станкевич в заключительной главе правильно указывает, что достижение этого идеала возможно лишь на основах общего нового договора между народностями. «Задача теперь не в том, чтобы, исходя из единства, создать разнообразие, но, наоборот, многообразие привести к единству». «Россия может быть построена только снизу. Не самостийность мелких народов, а нивелирующий и не считающийся с жизнью русский национализм является ныне разрушительной идеей» (там же). «Почему маленькая Финляндия не требует для обеспечения от России Петербурга, а громадная Россия для обеспечения от возможной опасности со стороны Финляндии требует всей Финляндии». «Было бы весьма оригинальной теорией признать, что наличие хорошего порта на территории какого-либо народа тем самым не дает ему выгод, а обрекает на рабство другому народу». Станкевич напоминает, что централизм привел Россию к распаду, и взывает к чувству исторической справедливости и взаимной выгоды соединения народов, объявивших себя самостоятельными. Он находит, что именно они, и только они, сами народы бывшего Российского государства, должны впоследствии построить на основах взаимного соглашения общее федеративное государство. «Лучшая и даже единственная гарантия против России, – обращается он к этим народам, – самим построить ее». «Полное освобождение народов и даже их временная государственно-правовая обособленность друг от друга гораздо более соответствует духу времени, чем порабощение их заново».

Благородный федерализм Станкевича построен отнюдь не на военных соображениях. Он является врагом войны с той поры, как сам ее недавно проделал, и призывает ко всеобщему разоружению. Но он исходит из соображений экономических и общекультурных и правильно указывает, что «эволюция всего мира совершается в сторону широких группировок» (с. 365).

Много времени пройдет, пока все эти здоровые и правильные мысли проникнут в сознание даже того тонкого интеллигентского слоя, который уцелел после разгрома, разорения и мытарств, выпавших на долю российской интеллигенции.

Но столько же времени понадобится и для отчетливого уяснения взаимоотношений между национальным вопросом и системой государственного строительства в сознании народностей, воспрянувших от национальной спячки и ищущих своего национального и государственного самоопределения. Я встречал, например, таких украинских шовинистов, которые никак не могли себе представить необходимости и целесообразности устройства самой Украины (внутри) на федеративных началах, ввиду ее огромных размеров и 40-миллионного населения. Подобно российским централистам, они твердили о единой, унитарной и централистской Украине…

Ссылка на маленькую Швейцарию, построенную на строгих началах конфедерации, представлялась для них нисколько не убедительной. Были среди них и такие (правда, весьма немногие, как весьма редкие исключения), которые уже мечтали и о протяжении границ Украины до Каспийского моря, и даже о Турции и Константинополе, как будущих колониях Украины, о пресловутых проливах… Но это уже являлось тяжелым наследием российского империализма, под влиянием коего воспитались эти люди.

Невольно вспоминалась легенда о Моисее, который вывел еврейский народ из Египта и водил его 40 лет по пустыне, пока привел его в обетованную Всевышним землю… 40 лет были необходимы для того, чтобы исчезло то старое поколение, которое впитало в себя, в плоть и кровь свою, психологию египетского рабства. Раб почти всегда заимствует обычаи, навыки и взгляды своего хозяина. Он может его ненавидеть, но он ему подражает…

Неужели же и теперь понадобятся 40 лет для исцеления или исчезновения психологии и рабовладельцев, и рабов бывшей России? Хочется надеяться и верить, что грядущее мирное сожительство ее освобожденных народов придет куда быстрее, значительно раньше.

Но есть один народ, которому не суждено приобщиться ко всем благам территориально-национальной автономии на территории бывшего Российского государства. По горькой иронии его исторических судеб как раз на его долю выпали наибольшие муки и испытания при распадении России и воцарении анархии. Это тот народ, который везде, во всех государствах, является лишь национальным меньшинством, бездомным, в лучшем случае терпимым, а часто и нетерпимым скитальцем, народ Библии, тот самый еврейский народ, который уже дал так много всему человечеству в наилучших выявлениях общечеловеческой культуры, науки, искусства, в истории развития идей свободы и гуманизма.

Глава 27. Грядущие судьбы и ближайшие задачи восточноевропейского еврейства

Всякий, кто читал статью В. Шульгина «Пытка страхом», должен признать, что она представляет собою верх ненависти и изуверской злобы по адресу еврейства. Но те приказы и переписка высших чинов деникинской армии, которые приводились выше, разве не дышат такою же зоологической ненавистью к еврейству?

Кого же, кроме самих себя, любят эти люди? Какой народ они защищают и на чей алтарь приносят они еврейство в жертву?

Конечно, я не говорю о Замысловских, люди такой категории являются антисемитами не по чувству, а по холодному расчету. Замысловский, Чаплинский, Болдырев делали свою карьеру на спине Бейлиса и еврейства.

Но этого нельзя сказать о Шульгине и ему подобных.

Кого же, повторяю, любил и любит В. Шульгин?

В Киеве, кажется, весной 1918 года ходила по рукам статья Шульгина, предназначавшаяся и уже набранная для напечатания в «Киевлянине», но затем снятая с очереди и не появившаяся в печати. В этой статье Шульгин со свойственной ему талантливостью доказывал, что все российское крестьянство это один сплошной вор, дворянство – обленившееся, никуда уже не годное сословие, а интеллигенция состоит либо из бунтарско-нигилистических, либо из дряблых и ни к чему не приспособленных элементов. Этот обвинительный акт против всего коренного населения России был столь же мастерски написан, дышал такой же жестокостью и злобой беспощадного прокурора, как и писания Шульгина о евреях. Невольно напрашивался вопрос, по какой же причине В. Шульгин так отстаивает целостность Российского государства, какие ценности являются для него столь дорогими в складе, в существе России, как таковой.