Книга Трагедия 1941 года - Арсен Мартиросян

Вот другой пример. В статье доктора исторических наук, профессора, академика РАЕН, руководителя Центра военной истории России Института российской истории РАН Г. А. Куманева — «Война и эвакуация в СССР. 1941–1942 годы»[67] — упоминается следующий факт. Оказывается, 21 апреля 1941 г. была создана специальная Комиссия по эвакуации из г. Москвы населения в военное время. Ее возглавил председатель Моссовета В. П. Пронин. 3 июня эта комиссия представила И. В. Сталину свой план и проект постановления Совнаркома СССР «О частичной эвакуации населения г. Москвы в военное время». Предусматривалось, в частности, с началом войны вывезти в тыловые районы 1 млн 40 тыс. москвичей. 5 июня на докладной записке председателя комиссии Сталин наложил следующую резолюцию: «Т-щу Пронину. Ваше предложение о „частичной“ эвакуации населения Москвы в „военное время“ считаю несвоевременным. Комиссию по эвакуации прошу ликвидировать, а разговоры об эвакуации прекратить. Когда нужно будет и если нужно будет подготовить эвакуацию — ЦК и СНК уведомят Вас». В данном случае надо правильно понять Сталина в вопросе о том, почему он не разрешил доводить эти предложения до сведения конкретных исполнителей. В том был громадный политический, скорее даже стратегический смысл. Потому что в таком случае неизбежно поползут всевозможные слухи, которые будут очень сильно нервировать население, фактически провоцируя его на панику задолго до войны. Уж что-что, но язык за зубами у нас держать не умеют. Даже в условиях жесткого сталинского режима и то болтали столь много и на такие ненужные темы, что не только оказывались за решеткой за бессмысленную и опасную болтовню, но и обеспечивали иностранные разведки вполне серьёзной информацией. А оно надо было Сталину, чтобы о его планах по мобилизации государства и эвакуации во время войны заранее знали бы в том же Берлине?! Собственно говоря, именно поэтому-то он и отписал председателю Моссовета В. П. Пронину такую резолюцию. Иначе было нельзя. Если бы об этом стало известно хотя бы в Москве именно в тот момент, то есть в начале июня, то началась бы паника буквально по всей стране. Увы, но, несмотря на то, что обсуждение вопроса происходило в весьма узком кругу высшего руководства, невзирая на такую резолюцию Сталина, об этом проекте стало известно германской разведке, и в Берлин пошла информация о разработке Кремлем планов эвакуации населения, промышленности и правительственных учреждений! В настоящее время это донесение германской разведки хранится в одном из фондов Политического архива МИД ФРГ. В нем сосредоточены информационные сообщения из Москвы, которые поступали в Берлин через германский разведцентр в Праге «Информационсштелле III»[68]. На языке контрразведки это так и называется — утечка особо секретной информации за границу!

А вот ещё один пример. 4 января 1941 г. начальник Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии генерал Голиков доложил Сталину сообщение резидента военной разведки в Белграде Софокла — генерал-майора Александра Георгиевича Самохина. Все бы ничего, если в этом сообщении резидента не содержались бы выдержки из доклада югославского генштаба: «…Россия в неблагополучном положении из-за присутствия немецких дивизий в Румынии… Россия, исходя из ситуации, сотрудничает с Германией, хорошо зная, что столкновение с фашизмом неизбежно, но в Москве считают, что каждый день войны для Германии приносит жертвы, а для СССР — усиление… Россия имеет новый оперативный план… где центр тяжести будет лежать на советско-венгерско-словацкой границе… Верховное командование Красной Армии считает, что это приведет к отсечению немецких войск от баз и уничтожению их…»[69]

А это что такое?! Не знаете?! На языке контрразведки это называется утечкой особо секретной военной информации о планах советского командования непосредственно из верхнего эшелона военного руководства! Вот как это называется!

Потому что действительно у СССР тогда был новый план отражения агрессии и обороны страны. Тот самый, который был утвержден 14 октября 1940 года. Действительно, по этому плану предпочтительный вариант контрнаступления предусматривался на этом азимуте. Только вот в чем вопрос-то. Какое могло быть дело югославскому генштабу до того, чтобы разузнать такие по определению сверхсекретные вещи?! Каким образом югославский генштаб мог узнать об этом?! Ответ один — только через своего военного атташе в Москве. А тот — соответственно от кого-то из Генштаба, НКО или, обобщенно говоря, от кого-то в высшем военном руководстве СССР. Учитывая, что о плане в целом знали считанные единицы, тем более о направлении удара в случае контрнаступления, то круг этих лиц очень узок. А теперь поставьте перед собой один вопрос и попробуйте на него ответить самым честным и искренним образом. Разве только наш резидент сумел добраться до этого доклада югославского генштаба?! Особенно если учесть, что в Югославии в то время особо активничали и абвер, и британская разведка?! И куда сведения из этого доклада потекли — в Берлин или в Лондон или туда и туда?!

Понимаете, в чём дело-то?! Но как теперь прикажете все это расценивать?!

* * *

II. Ну, а кто бы попытался столь же вразумительно объяснить, как могло получиться следующее. Политбюро ЦК ВКП(б) еще только собиралось обсудить вопрос о возможности и целесообразности формирования в составе РККА отдельной дивизии из числа польских военнопленных — это произойдет лишь 4 июня 1941 г., а германская военная разведка, «не дожидаясь решения Политбюро», уже настойчиво ставила своей агентуре задачу выяснить — «призываются ли в Красную Армию офицеры б. (то есть бывшей. — A.M.) польской армии; если да, то каково их отношение к этому мероприятию и их моральный облик»?! Именно так говорилось в подпункте «г» Спецсообщения Разведотдела ЗАЛОВО в ГРУ ГШ о подготовке Германией войны против СССР[70]. И вот ведь что особенно интересно. Хотя это спецсообщение и датировано 3 июня 1941 г., но ведь данные-то были получены от захваченной на советской территории агентуры абвера. А те, в свою очередь, получали задание 24 мая 1941 г., когда тоже состоялось знаменательное заседание Политбюро, на котором Сталин известил всех присутствовавших о том, что в самое ближайшее время СССР подвергнется внезапному нападению со стороны Германии. И вопрос о возможности и целесообразности формирования отдельной дивизии из числа польских военнопленных впервые возник именно тогда.