Книга Завоевание Англии норманнами - Сара Орне Джуэтт

Вильгельм Руфус умер в 1100 году в Новом лесу. Крестьяне верили, что этот лес был заколдован и проклят и что злые духи летали между деревьями в темные штормовые ночи. Существовало поверье, что это было роковое место для всех, кто принадлежал к роду Завоевателя. Там же был убит и другой принц, Ричард, — сын герцога Нормандии Роберта.

Последний год правления короля был мирным. Собрался совет старейшин, чтобы приветствовать его в Вестминстере, Винчестере и Глостере. В то время он беспрепятственно правил от Шотландии до Мена, в Париже было заключено перемирие с французским королем. Однажды августовским утром он отправился на охоту после весело проведенной в одном из своих королевских охотничьих домов ночи. Охотники разъехались по лесу в разных направлениях. Однако было замечено, что король и сэр Уолтер Тиррел, известный спортсмен, поскакали вместе, за ними последовали собаки. Той ночью бедный лесник, обжигальщик извести, пробирался через лес с неуклюжей повозкой, когда вдруг споткнулся о тело короля, лежавшее в зарослях папоротника. Глубоко в груди у него засела стрела. Лесник погрузил тело на повозку и отвез в Винчестер, где на следующий день король был похоронен с минимальными почестями — было мало колокольного звона и молитв (священники не слишком дружелюбно относились к Вильгельму Руфусу).

Вокруг его смерти ходили разные слухи. Тиррел говорил, что стрела была выпущена неизвестной рукой и что сам он бежал из страха, что люди обвинят в убийстве его, — что они, конечно же, и сделали. Уверяли также, что Тиррел стрелял в оленя, и стрела отскочила от дуба. Но правды так никто и не узнал. В те дни слишком многие радовались тому, что король мертв, так что лишних вопросов не задавали и не было особого стремления наказать кого-либо.

Согласно старому соглашению, теперь о правах на английский престол мог заявить Роберт, но он все еще находился на Востоке, сражаясь за Иерусалим. В то роковое утро среди охотников находился Генрих Боклерк. Он поспешил в Винчестер и объявил о своем праве на королевство. Он дал больше обещаний, чем любой из предшественников, и людям он нравился, поскольку родился в Англии. Таким образом, Англия получила нового нормандского короля. Генрих Боклерк правил Англией тридцать пять лет и стал известей под другим именем — Льва правосудия. Он не слишком хорошо обошелся со своим братом, но мог заслужить титул другими путями: у него был зоологический сад, где он разместил хищных зверей из различных частей света, и он в значительной степени способствовал развитию знаний. Генрих не преминул при первой же возможности заточить в лондонский Тауэр Ральфа Фламбарда. Более того, он выбрал в жены красавицу Мод, дочь шотландского короля Малькольма. Он был лживым, но, несмотря на это, великим человеком и лучшим королем, чем некоторые, кого до этого терпела Англия. Во многом его правление пошло на благо Англии: отмечался значительный рост в национальной сфере, и в то время как англичане стонали под его тиранией, нельзя было не заметить, что он стремился к спокойствию и порядку и был лучшим защитником от гораздо худшей тирании знати. Г-н Фримен полагает, что саксонский элемент всегда присутствовал в английской истории и что завоевание Англии норманнами лишь видоизменило его и оказало временное воздействие, которое необходимо было вынести ради дальнейшего улучшения. Бесполезно спорить по этому поводу, имея такие противоречивые сведения, однако второе вторжение северян в Нормандию окольными путями можно также сравнить со сменой бриттов кельтами или датчан саксами. Норманны, сделавшие такой заметный вклад в развитие цивилизации, были такими же чужаками для англосаксов XI столетия, как и другие европейцы, но их приход имел на них постоянное влияние, как никакая другая сила. Кажется, без них Англия не сплотилась бы, а распалась на части, образовав множество воюющих между собой мелких государств.

Несомненно все же, что англичане времен Завоевателя занимали весьма скромное место в истории цивилизации. Как нация, они с готовностью отвечали на нормандское стимулирующее воздействие, однако сами норманны никогда не имели такой хорошей возможности выработать собственные жизненные идеи и добиться достижений, как на английской земле в первые сто лет после завоевания. Во многих отношениях раса саксов обладает более великими и надежными качествами, чем какая-либо другая: стабильность, стойкость, самообладание, предприимчивость — все это присуще им. Тем не менее норманны превзошли их в своей склонности к великим предприятиям и любви к определенному порядку вещей, изысканности в социальной жизни и искусствах. В действительности нам ничего не остается, как повторить то, что уже однажды было сказано: "Без них Англия была бы механической, не артистической, храброй, но не рыцарской, обителью знаний, но не мысли".

Также зачастую игнорировалось влияние пятисотлетних контактов между римской цивилизацией и саксонскими обитателями Великобритании. Безусловно, расе англосаксов пришлось выдержать много испытаний. С одной стороны, верно, что становление Англии было более значимым для мира и более ценным, чем любая демонстрация нормандских способностей, но давайте не будем забывать, что многое из лучшего, что было присуще английской национальной жизни, пришло скорее от ее норманнских, чем от саксонских элементов. Англия — колонизатор, Англия — страна интеллектуального и социального прогресса, Англия — воспитатель идей и рыцарской гуманности, — является норманнской Англией, а саксонское влияние чаще тянуло ее назад с угрюмым удовлетворением и упрямством, чем призывало вперед, к более высоким рубежам. Сила сдерживания необходима для стабильности королевства, но не настолько, как "слава продвижения вперед". Влияние норманнских элементов сделало Англию более великой нацией, чем она была.

Подходя к концу повествования о норманнах, слишком легко втянуться в разговор об уроках норманнской истории и впасть в бесконечные обобщения. Однако стоит чуть пристальнее взглянуть на времена Генриха Боклерка, когда Роберт, под тенью своего герцогского имени проводит долгие мрачные годы в темнице, вновь получив достаточно времени для того, чтобы вспоминать впустую потраченные годы своей юности и свою свободу, в то время как Генрих тщательно готовил заговоры и строил планы, чтобы продолжить пребывание своей семьи на троне Англии и Нормандии лишь для того, чтобы испытывать разочарования при каждом новом повороте судьбы. Его сын, в веселой компании возвращаясь из Франции на белом корабле, пропадает со всеми своими лордами и дамами. Люди, узнав эту новость и не осмеливаясь рассказать о ней королю, послали рыдающего мальчика в королевские апартаменты, и тот пробормотал историю о кораблекрушении. Какое проявление "человечности"! Король никогда не улыбался с тех пор, но продолжал строить заговоры и осуществлять королевские замыслы, "будучи последним из тех великих норманнских королей, которые со всеми своими пороками, жестокостью и страстями проявили и большой талант в умении организовывать и приспосабливаться и направляли Англию мудрой, если не сильной, рукой в дни ее юности. Своей инстинктивной, хотя и эгоистичной, любовью к порядку они вымостили дорогу для окончательного подъема более стабильного и тем не менее свободного правления".

В действительности последним норманнским герцогом Нормандии был тот молодой принц Вильгельм, который утонул на белом корабле вдали от порта Барфлер, которого Генрих наделил герцогством и которому знать едва успела оказать почести. После его смерти сын Роберта заявил о своем праве быть преемником, и большая часть норманнов поддержала его права. Король Франции открыто выказывал ему симпатию, но тот умер от ран, полученных в сражениях. И вновь Генрих, избавленный от соперника, сочинил тщательно продуманный рассказ о происхождении своей дочери Матильды, которую он выдал замуж за Жоффруа Плантагенета, сына графа Анжуйского. Но, несмотря на все это, после смерти короля закон о престолонаследии был слишком неопределенным, чтобы предоставить его дочери бесспорные права. Наследственный титул все еще не был независимым от выборов, проводимых знатью, и права Матильды были отвергнуты многими. Были войны и беспорядки, слишком запутанные и мрачные, чтобы их повторять. Стефан, граф Булони, сын того графа Блуа Стефана, который женился на дочери Вильгельма Завоевателя Аделле, незаконно захватил трон Англии, и Англия и Нормандия погрузились в мрачные времена анархии. И по мере того как новое правление переходило в этом явно невыгодном междуцарствии от двора Блуа к Анжу, так и Нормандия уже больше не казалась Нормандией. Ее жизненные силы растеклись по разным руслам, и это уже история Англии, Франции и Нидерландов, где можно искать дальнейшее воздействие норманнского влияния.