Книга "По своим артиллерия бьет..." Слепые Боги войны - Владимир Бешанов

В 1940 году НИИ-3 продолжал совершенствовать систему. Параллельно на ее базе пытались сделать зенитно-ракетный комплекс, что Артиллерийским комитетом было признано нецелесообразным ввиду недостаточного потолка и точности эрэсов. Судьба нового оружия решалась непросто, среди противников «рельсовой артиллерии» числился, к примеру, заместитель наркома обороны маршал Кулик. В апреле за «контрреволюционную агитацию» был арестован и осужден на восемь лет В.Н. Лужин. Комиссия Наркомата боеприпасов потребовала чистки НИИ-3. В списки неблагонадежных попали 18 человек, среди них М.К. Тихонравов, А.В. Артемьев, А.Г. Костиков, В.Д. Штоколов. В ноябре сняли с должности директора Б.М. Слонимера.

В начале 1941 года финансирование по наземным установкам было прекращено. С 15 по 17 июня на Софринском полигоне проходила традиционная демонстрация новых образцов вооружения руководителям партии и правительства. А.Г. Костикову и куратору от ГАУ военинженеру 1 ранга В.В. Аборенкову удалось добиться права на участие БМ-13—16 в высочайшем показе. Работа боевых машин произвела ошеломляющее впечатление на военных. Постановление о развертывании серийного производства пусковой установки БМ-13 и снаряда М-13 было принято 21 июня. Головным предприятием определили Воронежский завод им. Коминтерна. С 28 июня по 1 июля была сформирована первая отдельная экспериментальная батарея механизированных установок под командованием капитана И.А. Флерова. В состав батареи входили восемь боевых машин с табличной максимальной дальностью стрельбы до 8195 м, а также пятьдесят грузовиков со снарядами, около ста машин в обозе, техническая часть, медсанчасть, бензозаправка, кухня. 14 июля состоялся знаменитый, окутанный легендами и откровенным враньем (ну, скажите на милость, откуда на русских колеях могли взяться эшелоны «с техникой и солдатами противника», кроме своих собственных, брошенных при отступлении), ракетный удар по станции Орша. По причине отсутствия подходящих отечественных автомобилей и запасов баллиститных порохов «катюши» стали действительно массовым оружием, чья мощь учитывалась при планировании крупных операций лишь в конце 1942 года.

Немецкие ученые также много трудились в области ракетного оружия, тем более что Версальский договор им этого не запрещал. Свои установки залпового огня они тоже разрабатывали в первую очередь для ведения химической войны. В 1939 году на вооружение химических частей РГК поступил 15-см (на самом деле 158,5 мм) реактивный снаряд и миномет с шестью трубчатыми направляющими. Особенностью конструкции снаряда было размещение БЧ в хвостовой части — для наилучшего распыления ОВ или дымообразующего вещества. В головной поместили двигатель с зарядом из шашек дигликолевого пороха, снабженный турбиной с наклонными соплами, через которые часть газов истекала в тангенциальном направлении, то есть стабилизация полета осуществлялась вращением снаряда. Это по сравнению с советскими эрэсами повышало кучность стрельбы, но вело к снижению дальности, которая при стрельбе осколочно-фугасной миной, весившей 34 кг и содержавшей 2 кг тротила, составляла 6700 м. К тому же для запуска турбореактивных снарядов можно было использовать короткие направляющие — 1,3 м — не намного длиннее самого снаряда. Именно такой способ стабилизации стал основным в современных РСЗО.

Лафет для 15-см установки Nb.W41 был взят от противотанковой пушки, что позволяло транспортировать систему, весившую в походном положении 540 кг, по шоссе со скоростью 40–50 км/ч, а на поле боя перемещать вручную силами расчета. Огонь велся залпами: все шесть снарядов выпускались за 6 с. В целях достижения максимального эффекта предписывалась стрельба залпами побатарейно (6 минометов) либо подивизионно (18 минометов).

К 1 июня 1941 года в наличии имелось порядка 600 «небельверферов».

Кроме того, усовершенствованный двигатель 150-мм PC был использован в конструкции 280-мм фугасной и 320-мм зажигательной турбореактивных мин, весивших около 80 кг. Первая снаряжалась 45,4 кг взрывчатки, вторая начинялась 50 л зажигательной смеси. Траспортировка и запуск осуществлялись прямо из деревянных укупорок. Максимальная дальность полета составляла не более 2000 м, стрелять на дальность ближе 1200 м не рекомендовалось из-за опасности преждевременного разрыва и чудовищного разлета осколков. Впервые в боевой обстановке тяжелые метательные приборы s.W.G.40 немцы испытали на казематах Брестской крепости 22 июня 1941 года.

22 июня 1941 года в РККА имелось 13 690 батальонных минометов.

1 июня 1941 года в Вермахте их было (без учета трофейных) 11 767 единиц.

Достижения пролетарской науки в области радиолокации оказались намного скромнее, чем у потенциальных противников, хотя начинали одновременно и временами даже опережали науку буржуазную.

Замедлению темпа работ способствовали бюрократические экзерциции, бесконечные межведомственные слияния и размежевания, разобщенность и несогласованность действий разных организаций, недоверие к непонятной, не исключено, что «вредительской», технике, слабость советской радиоэлектронной промышленности.

Но главное — единодержавный Вождь, лично решавший судьбу каждой пушки и каждого танка, планировавший вести наступательную войну на чужой территории, значения открытия не понял. Ему-то обещали «лучи смерти», а предъявили какой-то чернильный самописец.

Отсутствие эффективных разработок в области оружия лучевого поражения послужило поводом для ареста во второй половине 1937 года нескольких сотрудников НИИ-9, в том числе директора Н.И. Смирнова. У его свояка О.В. Грамса, заведовавшего институтским жилым городком, 58-я статья была на лбу написана: подполковник царской армии, немец по крови, уроженец города Лодзи. Следствие доказало, что Грамс вместе с начальником лаборатории Н.И. Луневым шпионил в пользу Польши, передавая секретные сведения через заведующего студией звукозаписи Дворца пионеров П.Г. Антиперовича. Всю «смирновскую резидентуру» расстреляли, а Смирнова, продержав в тюрьме два года, освободили из-под стражи, после чего он загадочным образом исчез: «Больше о нем никто ничего не слышал».

Недолго во взвешенном состоянии пребывал П.К. Ощепков, отстраненный от руководства Опытным сектором. Его взяли в июле по «делу Тухачевского». С этого времени, отмечает в своей книге Павел Кондратьевич, «я отошел от радиолокационных работ» — в пользу общих работ в Ухтинско-Печорском лагере. В НИИИС РККА расстреляли начальников отделов военных инженеров Н.Н. Астахова и А.Н. Шахвердова. В Горьком «почистили» ЦВИРЛ.

В начале 1938 года арестовали директора Ленинградского электровакуумного завода «Светлана» (завод № 211) Н.А. Жука и бывшего главного инженера завода С.А. Векшинского, автора свыше 50 патентов на изобретения, «сыгравших огромную роль в развитии отечественной промышленности». Именно по настоятельной рекомендации Векшинского, с целью ликвидации отставания в вакуумной технике, был заключен договор о всесторонней технической помощи с американской фирмой RCA, предоставившей чертежи, патенты, технологические инструменты, доступ советских специалистов в свои лаборатории. Это позволило в 1937 году наладить в СССР производство электронных ламп и телевизионных трубок «американского типа» 22 наименований, без которых невозможно было представить современное радиотехническое оборудование. Разумеется, плановые показатели в период реконструкции не снижались и выполнены были лишь на 30 %. Причем с переходом от использования импортных деталей и сырья к отечественным материалам, характеристики которых сильно отличались от американских, неуклонно возрастало количество бракованной продукции, достигая по некоторым позициям 50–60 %. Особенно трудно давались гептоды (лампы с семью электронами) марки 6А8. Фантазии следователей ни на что больше не хватило, как предъявить руководству завода обвинения в саботаже и шпионаже в пользу США. На этот раз «пуля пролетит мимо», Отсидев полтора года в тюрьме, С.А. Векшинский запишет в дневнике: «Я потерял вкус к радиотехнике и работе с лампами, трубками и т. д.».