Книга Третьяков - Анна Федорец

Рассуждения идеологов славянофильства — А.С. Хомякова, К.С. и И.С. Аксаковых, братьев И.В. и П.В. Киреевских, Ю.Ф. Самарина — исходят из единого мировоззрения и общих ценностей. Тем не менее они не всегда совпадают, а по многим вопросам и прямо расходятся между собой. Но на вопрос о предназначении Москвы славянофилы отвечают почти одинаково. Историк Д.М. Володихин пишет: А.С. Хомяков и К.С. Аксаков «... оба утверждают: Москва — средоточие народа, “земская столица”, главный город Земли. Иначе говоря, они творят для Москвы обновленный миф, годный для XIX века: Москва как столица нации. Как величайший центр русского народа, русской культуры, русских интеллектуальных сил, да и вообще русскости как таковой. Здесь формулируется русское будущее»655.

Надо полагать, схожие взгляды исповедовал и Павел Михайлович, когда распоряжался в случае своей возможной смерти создать национальную галерею в Москве. Призванием этой галереи было прививать художественное воспитание русскому обществу, создавать ту среду, в которой оно наилучшим образом вырабатывало бы самобытную «завтрашнюю мысль», или идею развития. Или, если цитировать устав другого учреждения, целью учреждаемой Третьяковым галереи было «распространение художественных познаний и вкуса к изящному»656.

О знакомстве Павла Михайловича с идеологами славянофильства известно крайне мало. Так, неизвестно, общался ли Павел Михайлович с отцом славянофильства А.С. Хомяковым. Теоретически их общение было вполне возможно.

А.С. Хомяков не только сам занимался живописью, но и состоял в Московском художественном обществе (МХО) еще до его официального образования в 1843 году. Хомяков активно участвовал в учреждении при МХО Московского училища живописи и ваяния (МУЖВ)657. Исследователь Д.А. Бадалян

Гчеркивает роль обеих организаций в становлении русской иональной живописи. «... Московское художественное общество, а также созданное при нем Училище живописи и ваяния (с 1865 года — Училище живописи, ваяния и зодчества) в течение нескольких десятилетий XIX века являлись основным художественным центром Москвы. Они прямым образом повлияли на создание в Москве самобытной художественной среды и формирование в изобразительном искусстве основ так называемого московского направления, которое имело ярко выраженный национальный характер. В 1840—1850-е годы здесь получили образование такие мастера живописи, как В.Г. Перов,

К. Саврасов, Н.В. Неврев, В.В. Пукирев, И.М. Прянишников и

Е. Маковский »658. А.С. Хомяков до конца своих дней деятельно участвовал в жизни МХО, круг его знакомств с художниками был чрезвычайно обширен. В 1859 году Хомяков приобрел у М.П. Боткина 14 живописных произведений крупного художника А.А. Иванова, скончавшегося в 1858 году. С именем этого живописца Алексей Степанович еще в конце 1840-х годов связывал будущее русской живописи. Скончался А.С. Хомяков 5 октября 1860 года.

П.М. Третьяков начал посещать выставки Московского училища живописи и ваяния по крайней мере с 1856 года. В апреле — июне 1860 года Третьяков экспонировал принадлежащие ему полотна в стенах этого училища. С выпускником МУЖВ, известным художником Н.В. Невревым Павел Михайлович близко сходится уже в 1857 году. Общается он и с другими живописцами-москвичами. Постоянно вращаясь в рамках тесного московского художественного мирка, молодой купец- собиратель Третьяков и сановитый мыслитель Хомяков за пять лет могли составить знакомство... теоретически. Но, во всяком случае, Третьякову должны были быть особенно близки некоторые идеи Алексея Степановича — те, которые были связаны с вопросами национального художественного развития.

Обстоятельства общения П.М. Третьякова с некоторыми другими крупными славянофилами выявить гораздо проще.

В.П. Зилоти, описывая свое раннее детство, рубеж 1860— 1870-х годов, говорит среди прочего: «... бывало у нас в то время много славянофилов: Черкасские, Барановы, Щербатовы, Аксаковы, Станкевичи, Самарины и Чичерины. Павел Михайлович имел с ними личные отношения: политические, общественные и по городской работе. Он их “уважал”, а мамочка была знакома лишь “визитами” с их женами и дочерями. Мужчины приходили к Павлу Михайловичу вниз, в кабинет, довольно часто и всегда видели мамочку, а иногда выражали желание видеть и нас, девочек»659. Вера Павловна говорит о периоде до зимы 1873/74 года. В данном случае ее датировкам можно верить, так как она говорит о времени до ухода из дома ее первой гувернантки Марьи Ивановны. К ее свидетельству следует добавить, что Третьякова посещали люди высокого и очень высокого происхождения. Черкасские и Щербатовы — сливки аристократии, княжеские рода. Предки Черкасских приходились родней второй жене Ивана Грозного, а Щербатовы восходили к самому Рюрику... Остальные «гости» Третьякова тоже принадлежали к числу знатных фамилий, причем Ю.Ф. Самарин и И.С. и К.С. Аксаковы — самые крупные после А.С. Хомякова мыслители славянофильского толка. Удивительное дело: высшая аристократия, «белая кость», на равных общается с «черной костью» — купцом и его семейством, посещает дом коммерсанта. Видимо, уже к концу 1860-х годов Павел Михайлович своей неустанной деятельностью на ниве искусства получил признание и глубокое уважение со стороны московской интеллектуальной элиты. А ведь в это время его галерея даже не была открыта для публичного посещения...

Вере Павловне врезались в память частые визиты Ю.Ф. Самарина. «... Особенно часто заходил Юрий Федорович Самарин. Против самого Лаврушинского переулка, в Большом Толмачевском, за черной чугунной массивной решеткой и такими же воротами с гербами и львиными головами, стоял во дворе старинный “ампирный” дом с колоннами, с двумя флигелями и садом в глубине. Здесь жили графы Соллогуб, графиня Мария Федоровна была сестрою Юрия Федоровича Самарина; ее сын, Федор Львович, женатый на Боде, и сама Мария Федоровна ^ыли знакомы с мамочкой тоже лишь “визитами”. Юрий Федорович, часто бывавший у сестры, заходил к нам по дороге. Он любил разговаривать с нами, и мы его любили. Как-то “несется” Андрей Осипович по лестнице и кричит: “Марья Ивановна, Юрий Федорович желает барышень повидать”. Мы спустились вниз, в кабинет. Делалось там все теснее, все стены и мольберты были полны картин и портретов. Поболтав с нами, Юрий Федорович вдруг, помню, взял меня за плечо, повернул и, показав пальцем на стоявший на ближнем мольберте портрет (портрет Льва Николаевича Толстого, только что написанный Крамским), спросил: “Знаешь ли, кто это?” Я ответила: “Es ist ein Bauer” (“Это крестьянин” (нем.). — А.Ф.). “Ах, милая, — сказал Юрий Федорович, смеясь, — а как он бы рад был слышать эти слова!”»660.

Действительно, исповедные ведомости фиксируют проживание Марии Федоровны и Федора Львовича Соллогуб, а также генеральши Софии Юрьевны Самариной в Николо-Толмачевском приходе661. Сохранилось письмо Юрия Федоровича Самарина П.М. Третьякову от 2 декабря 1879 года. По контексту ясно, что Павел Михайлович интересовался у Самарина судьбой произведений А.А. Иванова из собрания А.С. Хомякова. Павел Михайлович в который уже раз проявлял живейший интерес к вещам художника А.А. Иванова, «... произведения которого были ему чрезвычайно дороги и которых он добивался в течение многих лет»662. Текст письма Ю.Ф. Самарина имеет смысл привести полностью: «... в настоящее время из картин и этюдов Иванова у меня не осталось ничего, а действительно в 60-х годах (если не изменяет память), по просьбе Алексея Степановича] Хомякова, я вносил деньги за некоторыя из его картин, в том числе за Аполлона (других не припомню) и за несколько этюдов, между прочим “Вода с каменьями”, которыя и были временно и притом в мое отсутствие перевезены ко мне в дом, а затем перешли во владение Алексея Степановича Х[омякова]. В то время, как Вам известно, всеми способами старались удержать в Москве произведения этого даровитаго художника нашего, а я с своей стороны, как не собиратель картин, содействовал этому только ссудою денег любителю и знатоку А.С. Хом[якову]. Если не все из бывшаго у меня перешло к Хомякову то остальное надо искать у Ольги Фед[оровны] Кошелевой и только у нее, потому что твердо помню, что только с этими двумя лицами имел дело на распродаже произведений А.А. Иванова. Если удастся собрать более точныя сведения, то не оставлю сообщить их Вам, многоуважаемый Павел Михайлович, а до того прошу принять уверение в совершенном почтении готоваго к услугам Ю. Самарина»663.