Книга Дом над Двиной - Евгения Фрезер

Казалось, никто не понимает, что Ленин и Троцкий — это не революционеры, жаждущие освободить Россию, а люди, желающие во что бы то ни стало провести в жизнь свою доктрину. Союзническую интервенцию всегда рассматривали как абсолютную катастрофу, оплаченную бессмысленными потерями солдат и жестокими репрессиями против тысяч белогвардейцев.

На гражданской войне люди одной нации сталкиваются в кровавом конфликте из-за враждующих идеологий, и если одну сторону поддерживает какая-либо страна, козырную карту получает противоположная сторона. К лозунгу Ленина о мире и земле добавился призыв: «Долой чужеземных захватчиков!».

После большевистской революции белая армия осталась верна союзникам и продолжала бороться с немцами до конца. А чтобы победить Германию, нужна была помощь в борьбе с большевистской угрозой, и когда такая помощь явилась в лице союзнической интервенции, белые были благодарны. Однако этой помощи недоставало должной дипломатической поддержки. Она должна бы иметь форму равноправного партнерства, а вместо этого русские оказались под контролем британцев на Севере, французов — в Сибири. Генерал Миллер, человек чести, любимец своих офицеров и солдат, оказался в подчинении у Айронсайда, адмирал Колчак, верховный главнокомандующий, — в подчинении французского генерала Жанена, который пальцем не шевельнул, чтобы спасти Колчака от рук большевиков.

Наверное, были и другие, более важные факторы провала, поэтому удивительно ли, что в рядах белой армии так часто случались восстания и на сторону большевиков переходили даже способные офицеры?

Однажды вечером заглянул дядя Адя. Он вел теперь все семейное дело, приносившее большое беспокойство. На заводе случился пожар, и драгоценная древесина, уже готовая к отправке на экспорт, сгорела. Подозревали в поджоге саботажников, но доказательств не было. Мы видели алое зарево, разлившееся по небу. Люди самоотверженно боролись с огнем, и наконец им удалось предотвратить страшную катастрофу, которая могла случиться, перекинься огонь на жилые дома.

Обеспокоенный ситуацией в городе, дядя Адя решил послать жену Наташу с маленьким сыном в Англию. Его сестра Фанни тоже уезжала с двумя своими близнецами. Другая сестра дяди, Маргуня, сопровождала своего мужа подполковника Дилакаторского в Мурманск, где он принял командование войсками, ведущими боевые действия в том районе.

Архангельск опустел. Множество наших друзей и родственников уезжали, ища спасения в Европе. Наша звеньевая в отряде девочек-гайдов — эта организация больше не существовала — тоже уезжала. Вся их семья, распродав вещи, эмигрировала в Америку.

Я пошла проводить ее. На причале было много народу. Мужчины, женщины и дети обменивались прощальными словами с пассажирами, облепившими ограждения на борту парохода. Но вот раздался оглушительный пароходный гудок, и судно начало медленно отходить от пирса. Расстояние все увеличивалось. Последние отчаянные попытки прикоснуться, сказать что-то, уже потерявшее смысл, и последние прости.

Я и представления не имела о решении родителей об отъезде мамы, Гермоши и меня в Шотландию. Когда мы с братишкой узнали эту новость, то страшно взволновались. Всем встречным, всем друзьям по играм мы гордо заявляли: «Знаешь, мы уезжаем в Шотландию!».

Однажды утром мама и я отправились заказывать билеты в пароходную контору. Там стояла огромная очередь, растянувшаяся на всю улицу. Когда наконец подошла наша очередь, молодой британский офицер, сидевший за столом, объявил маме, что каюты обоих классов на ближайший рейс полностью проданы. Однако услышав, что мама говорит по-английски, и узнав, что она, как и он, шотландка, попросил нас подождать, пока наведет справки. Офицер вернулся и, улыбаясь, сообщил нам, что нашлась одна свободная каюта в первом классе. Судно уходит 11 сентября.

На сборы оставалось меньше недели. Мама начала укладывать чемоданы. Она взяла с собой некоторые вещи, которые были особенно дороги ей: фарфор, несколько небольших серебряных вещиц, украшение, подаренное ей тетей Ольгой в Санкт-Петербурге.

По всему городу, прямо в домах отъезжавших, проходили распродажи вещей. Мы с бабушкой пошли на одну из них, где владелец продавал собрание ценных книг. Сережа, который теперь работал библиотекарем, сопровождал нас в надежде приобрести некоторые книги для городской библиотеки. В качестве прощального подарка бабушка купила мне подборку русских классиков, в том числе красивые, в красных переплетах сочинения Пушкина и Лермонтова. На титульном листе пушкинского тома она написала: «Моей любимой внучке Жене, уезжающей в Шотландию 11 сентября 1919 года. С огромной любовью от бабушки». За шестьдесят с лишним лет надпись выцвела, обложка износилась. Книга путешествовала со мной по континентам и тропическим морям, я никогда не расставалась с ней.

Брат тоже собирался взять с собой кое-что, оказавшееся крошечным карпом, которого он поймал в пруду прошлым летом и теперь наотрез отказывался оставить. Эта рыбка, которая бесцельно плавала по кругу в большой стеклянной банке и питалась хлебными крошками, теперь тоже отправлялась в Шотландию.

Среди волнений, сборов, беготни, визитов, а может, и из-за эгоизма легкомысленной юности как-то забылось, что отец остается без нас. Конечно, твердо верилось, что большевиков прогонят и расставание будет лишь временным. Но каково отцу остаться без нас, я поняла, когда в день отъезда все собрались в старой детской. По русскому обычаю молча присели перед отъездом. Я поднялась и встала на колени у постели отца. Он молча благословил меня маленькой иконкой Богородицы с младенцем. Я посмотрела в его лицо и увидела слезы невыразимого горя.

Пароход «Видек» был набит беженцами: кто-то ехал в Англию, кто-то во Францию, многие надеялись добраться до юга России, где белая армия имела некоторые успехи. Мы делили четырехместную каюту с привлекательной молодой женщиной Соней. У нее были большие выразительные карие глаза и целая шапка вьющихся волос. Соня обручена с красивым американским офицером по имени Джек. Они едут в Америку и планируют там пожениться.

Гермоша и я спали на верхних полках, Соня занимала место под моей. Нисколько не стесняясь, она обычно занималась утренним туалетом так открыто, что это поражало меня. Накинув очаровательный халатик, она отправлялась в туалет, а вернувшись, раздевалась до пояса и протирала тело губкой с одеколоном и розовой водой. Это занятие очень занимало моего брата. Свесившись через край полки, он следил за каждым ее движением, пока мама не приказывала ему повернуться лицом к стенке. Еще более волнующим был Сонин макияж и крошечная мушка, которую она пристраивала на щеке; мушка хранилась в такой же крохотной коробочке. Ее прелестные черные локоны требовали не так много забот. Она просто собирала их и закрепляла испанским гребнем.

Соня и Джек были страстно влюблены друг в друга и никем больше не интересовались. Мы видели ее лишь вечером, когда она возвращалась в каюту. Правда, однажды, когда я в одиночестве дремала на своей полке, пытаясь превозмочь морскую болезнь, которая, как неизбежное зло, овладела мной, Соня и Джек тихонько вошли в каюту и, думая, что я сплю, устроились на Сониной полке. И хотя мне ничего было не видно, зато слышно многое.