Книга Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы - Юрий Зобнин

Инна Эразмовна с сыном Виктором. Севастополь. 1899 г.

Виктор и Анна Горенко. Севастополь. 1890-е гг.

Виктор и Ия Горенко. Севастополь. 1890-е гг.

Гугенбург. Кофейня в лесу. Открытка начала ХХ в.

Царское Село. Фотография 1900-х гг.

Царское Село. Улица Широкая. Дом Шухардиной (?). Открытка начала ХХ в.

Здание вокзала в Царском Селе, арх. К. Тон. Фотография конца XIX в.

Павловский музыкальный вокзал. Фотография 1900-х гг.

Царскосельский ипподром. Фотография 1911 г.

Памятник А. С. Пушкину в Лицейском саду. Ск. Р. Р. Бах. Фотография 1900 г.

Царское Село. Мариинская гимназия. Открытка начала ХХ в.

Киев. Крещатик. Гостиница «Национальная». Открытка начала XX в.

Севастополь. Дом Горенко на Екатерининской улице (ул. Ленина, 12). Современная фотография

Херсонес. Открытка начала XX в.

Музей древностей в Херсонесе. Открытка начала XX в.

Иннокентий Фёдорович Анненский. 1900-е гг.

Расе. Статуя Богини мира в Царском Селе. Современная фотография

Анна Горенко. Евпатория. 1905 г.

Часть третья

Над чёрною бездной

I

Война с Японией – Бой у Чемульпо – Стратегия А. Н. Куропаткина – Боевые действия на суше – Ведомство великого князя Александра Михайловича и крейсерская война – З. П. Рожественский – Формирование 2-й Тихоокеанской эскадры. – «Мы все умрём, но не сдадимся».

– Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война! – так своеобразно в первые недели нового 1904 года подытожил российско-японский дипломатический конфликт вокруг Манчжурии и Кореи Вячеслав Константинович Плеве, матёрый царедворец, утвердившийся на самом излёте своей блистательной карьеры в кресле главы Министерства внутренних дел. В вопросах российского проникновения в Приморье Плеве слыл «ястребом», полностью придерживаясь – по своим собственным полицейско-охранительным соображениям – стороны непримиримого к воинственным дальневосточным азиатам статс-секретаря Александра Безобразова. Вместе с ними «партию войны» при Николае II составлял и дальневосточный наместник Е. И. Алексеев; в три голоса они уже полгода заклинали царя ни на йоту не уступать японцам ни в манчжурских делах, ни во влиянии на Сеул, – не говоря уж о разрешении контролировать корейские земли с помощью вооруженной силы.

Противоположную сторону представлял военный министр Алексей Николаевич Куропаткин, к которому император весьма благоволил за строгую военную исполнительность, неизменное прямодушие и личную бесчувственность к интригам. Куропаткин, напротив, советовал хранить хрупкий мир, сложившийся в Приморье, тем более что японские верхи, по словам министра, понимая несоизмеримость потенциала своего острова с возможностями огромной материковой России, не могут стремиться к войне иначе, как только до крайности раздражённые дерзкой непредсказуемостью российской дальневосточной политики:

– А в России война с Японией будет сейчас крайне непопулярна, и противоправительственная партия, конечно, воспользуется этой войной, чтобы увеличить смуту…

Что же касается самого Николая II, то, казалось, он всё-таки надеялся, что кризис в Приморье не потребует военных усилий больших, нежели простая демонстрация морской и сухопутной мощи – вслед за политическими демаршами и интенсивной работой дипломатии. Всю вторую половину 1903 года русские и японские златоусты мучительно пытались утрясти проект Соглашения, определявшего интересы обеих стран в Корее и Манчжурии. К зиме взаимные дипломатические усилия миролюбцев стали ослабевать, а воинственные призывы, напротив, звучали всё громче и громче. 24 декабря наместник Алексеев телеграфировал в Петербург об определённом намерении японцев установить протекторат над Кореей силой оружия и об явных признаках подготовки десанта для захвата Сеула. Однако Петербург категорически запрещал инициировать военную развязку. «Желательно, чтобы японцы, а не мы открыли военные действия. Поэтому если они не начнут действия против нас, то Вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею», – писал Николай II Алексееву. Это пожелание было доведено до чрезвычайного посланника в корейской столице Александра Павлова, который такую позицию полностью разделял и одобрял. Начав дипломатическую карьеру при российской дипломатической миссии в Китае ещё в незапамятном 1891 году, Павлов вполне освоил тонкости восточной дипломатии, имел большое влияние на сеульского владыку Конджона и также полагал вполне возможным разрешить конфликт в Приморье длительной «войною нервов»[181].