Книга Бродский. Русский поэт - Владимир Бондаренко

У самой моей постели Лежит от луны дорожка. А может быть, это иней — Я сам хорошо не знаю. Я голову поднимаю — Гляжу на луну в окошко. Я голову опускаю — И родину вспоминаю.

Согласен с Аист: «То, что было написано гением на китайском языке, превратилось в смешной обэриутский стишок. Кажется, что поэт пьян или с бодуна. Пялится в окно и сам хорошо не знает, что он там видит. А потом, к чему эти физкультурные упражнения в кровати — я голову опускаю, а вот я ее поднимаю… Стихотворение кажется водянистым, многословным по той причине, что Гитович строго придерживался принципа удвоения строки при переводе с китайского на русский…»

По сути, Иосиф Бродский предложил другую систему перевода китайских поэтов. Когда лучше, когда хуже — он перевел еще несколько классических китайских стихотворений. Надо отдать должное стараниям Татьяны Аист, вдохновившей поэта на переводы, сохранившей и впервые опубликовавшей их в малодоступном научном журнале «Российская эмиграция: прошлое и будущее».

Вслед за классическим стихотворением Ли Бо «Вспоминаю родную страну» Бродский перевел не менее известное в Китае стихотворение Ван Вэя, название которого можно перевести и как «Загон для оленей», и как «Место отшельника». Стихотворение из двадцати иероглифов, написанных очень короткой строфой, почти как японская танка.

Горы безлюдны, бесчеловечны горы. Только ручья в горах слышатся разговоры. Луч, пробившись с потерями сквозь частокол деревьев, Кладет на лиловый мох причудливые узоры.

Приведу еще два его перевода китайских поэтов.

Лю Чжанъинь

СЛУШАЯ ИГРУ МУЗЫКАНТА НА ЛЮТНЕ, НАПИСАЛ:

Ту музыку, которую сейчас играет музыкант, я один узнаю. Всего лишь тридцать пять лет прошло, а все исполнители ее уже в раю. И ценители, которых больше было многократно, Почти уже догнали музыкантов.

Ду Му

ОТВЕЧАЮ НА ПИСЬМО ЯНЧЖОУСКОГО ЧИНОВНИКА ХАНЬ ЧЖО:

И вовсе не страшна природа у Чжуншаньских гор, а скуповата; их вершины забрались вверх настолько далеко, что летом из-за них не видно облаков, зимой же облака до половины уменьшают горы.

Как считал Бродский, игра составляет подлинную суть любого творчества; он не воспринимал «серьезные», но скучные стихи. Вот так и начинал когда-то в детстве маленький Иосиф играть с китайской джонкой и фарфоровыми фигурками. Игра спасала от одиночества и трагичности жизни, заставляла прощать людей. В игре он понимал иные судьбы, иное мировоззрение. К примеру, он и сборник даосских истин, высказанных Лао-цзы по просьбе пограничного офицера на дальней заставе, ведущей на запад, воспринимал без излишнего философствования. Как и Лао-цзы, написав свое лучшее, поэт ушел на запад, но на другой. Для китайцев запад, край гор и пустынь, был страной бессмертных мудрецов. Для Бродского западом оказалась Америка, лишенная вечных истин мудрости. Оставалось идти своим путем, «путем зерна», как писал его любимый Ходасевич, или же путем своего личного дао. Может, вся его жизнь, от первых игр с китайской джонкой до листания «Дао дэ цзин» незадолго до смерти и была поиском своего дао, когда удачным, когда не очень.

Снова дадим слово Татьяне Аист: «Ради забавы мы заходили в различные нью-йоркские кофейни и в каждой он обращался к человеку за стойкой словами из „Дао дэ цзина“. Для кого еще ему было „переводить“ на китайский, если понимающих китайский русских в Америке было так мало? А в нем самом было все. И всего в нем было полно. Используя его собственную шутку, его жизнь была мечтой Марко Поло… Для того чтобы совсем уже поставить все вверх ногами и тем самым „описать круг“, цитирую фразу из его последнего ко мне письма: „Пока не поздно, надо планировать путешествие в Китай. Тем временем отправляюсь в треклятую Европу“».

Может быть, «Письма династии Минь» и китайские переводы и стали для него посмертным путешествием на Восток, где ему так и не пришлось побывать?

ВЕЧНЫЙ СКИТАЛЕЦ

Человек соткан из противоречий, особенно поэт. Иосиф Бродский, как он сам утверждает, «русский поэт, еврей и американский гражданин». Или по-другому: «русский поэт, хотя и евреец». Моя книга посвящена русскому поэту Иосифу Бродскому. Но в разные периоды по разным причинам он сам пробовал отказаться от своего же русского предназначения. У каждой нации есть свои народные герои, как положительные, так и не очень. К примеру, в России — Иванушка-дурачок. В каждом из русских есть доля от этого истинно народного персонажа. И у еврейской нации с древних времен есть такой вечно странствующий герой, легендарный Вечный жид.

Сразу хочу четко заявить, что к антисемитскому смыслу слова «жид» легенда о Вечном жиде никакого отношения не имеет. Имя Агасфер, которым Вечный жид стал с XVII века именоваться в легендах большинства европейских народов, — это слегка измененная форма имени персидского царя Ахашвероша (Артаксеркса) из еврейских театральных представлений на праздник Пурим. В 1602 году в Германии была опубликована лубочная книга «Краткое описание и повествование о еврее по имени Ахасверус». Книга имеет еще одно длинное название: «Новое сообщение об Иерусалимском жиде, именуемом Агасфером, видевшем распятие нашего Господа Иисуса Христа и находящемся еще в живых». Рассказанная в книге история с чрезвычайной быстротой облетает всю Европу и навсегда захватывает народное воображение. Зафиксировано более сотни легенд о Вечном жиде. Другие имена Агасфера — Эспера-Диос (надейся на Бога), Бутадеус (ударивший Бога), Картафил (сторож претория). Во время пути Иисуса Христа на Голгофу Агасфер отказал ему в кратком отдыхе и велел идти дальше. За это ему самому отказано в упокоении, до второго пришествия Христа он обречен из века в век безостановочно скитаться. Христианские корни легенды об Агасфере можно найти в Евангелии от Матфея (16: 28), где приведены такие слова Иисуса: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем».

Вечный жид возникал в воображении народов как неутомимый путешественник, который взбудораживал своим появлением целые страны. О нем писали книги, пели песни, спорили. Появилось множество свидетелей даже среди представителей привилегированных кругов, которые либо сами видели Агасфера, либо слышали от весьма уважаемых лиц о его появлении то тут, то там. Вечного жида представляли то неутомимым странником, то непреклонным моралистом, то благодетелем и спасителем, олицетворяющим идею любви и взаимопонимания между людьми, то злым духом, то провозвестником конца света, то символической фигурой, олицетворяющей неправедное преследование евреев… Вечный жид — символ человечества, обреченного шагать по пути прогресса до конца мира. Видят в нем и аллегорическое изображение судьбы еврейского народа, изгнанного из своего отечества, блуждающего по свету. С этим охотно соглашаются и сами евреи, и впрямь, несмотря на Израиль, обреченные своим историческим призванием вечно странствовать по миру. Да они и сами не отрицают, что во многих из них сидит эта древняя частичка Вечного жида.