Книга Хамам "Балкания" - Владислав Баяц

Со временем я научился рассматривать здания, как музыку. Я полностью отключался от реальности и видел музыку. Когда появлялись духовые (о виолончели и не говорю), тона обретали широту, сложность в конце перерастала в сущую простоту – и здание занимало свое место на полочке. Шкаф исчезал. Сочинительство могло спокойно возобновиться.

Желая того или нет, Синан стал знаменитым благодаря своим самым крупным творениям. Это и понятно: мечети были местом, где обращались к Богу, знаменитыми спонсорами их строительства стали султаны и великие визири, которые тогда единственные сокрушенно предлагали все свое богатство более великому. Бесспорна монументальность Селимии в Эдирне и Сулеймании в Стамбуле. В них вложены знание, богатство, вера, умение всей империи. Потому что они – памятники всего всему. Подарок одной эпохи другой.

Но как Божьи дома связывали времена, так и мосты Синана соединяли берега и людей. На протяжении десяти лет он создал два абсолютно разных, но одинаково величественных моста: Буюк Чекмедже и Вишеградский. Один появился по необходимости, когда султан Сулейман, возвращаясь с охоты в Топкапи-сарай, едва остался в живых, свалившись вместе с конями в лагуну этого пригорода Истанбула, там, где она соединяется с Мраморным морем. Это был повод, но причина была в следующем: то была трасса, по которой османское войско десятилетиями направлялось в поход на Европу. Следующий поход планировался уже в следующем году. И возвращение из него. Так Синан по необходимости выстроил на пожертвования султана «мост-гору» или «четыре ослиных спины»! Мост выстроен в четыре свода, собственно, это четыре отдельных и соединенных между собой моста, каждый из которых плавно возвышается к своей горной вершине, той, по которой проходят, после чего опускается к своему окончанию – и так четыре раза. Двадцать шесть сводчатых опор этого странного моста кажутся – но только на первый взгляд – занимательным архитектурным сооружением. (Наверное, потому, что действительно напоминают четыре сгорбленных спины.) Но, помимо того что это действительно архитектурное чудо XVI века, оно – истинная красота, соединившая оригинальную элегантность и фундаментальность.

Вишеградский мост в Боснии – признание великого визиря Мехмед-паши Соколовича в любви к родному краю, в которую он вовлек друга, изначально православного, Мимара Синана. Мост был и долгое время оставался исключительно важным, поскольку соединял не просто два берега реки Дрины, но и две части мира. Этот мост выглядит более прочным, твердым и массивным, но он сохранил особо элегантную линию.

Оба моста являют собою, хоть и по-разному, автограф создателей. Единственное строение из всех примерно четырех сотен (по некоторым источникам, более четырехсот семидесяти) на трех континентах, на которых Синан оставил свое имя, – это мост в Чекмедже. Сохранилась даже его фраза, сказанная о нем: «Это шедевр среди всех моих строений».

На Вишеградском мосту послание вместо него оставил его товарищ Баица Соколович. Закончив строительство, Иосиф передал ему будущую славу этого моста, а сам ушел в тень.

Обо всем остальном, что они делали вместе (один как благотворитель и спонсор, а другой как проектировщик и строитель), и современникам, и потомкам хорошо известно. И потому интересно было узнать, на чем они хотели оставить личный след. Есть еще один факт, который, правда, оспаривается или недостаточно обоснован. Это процитированное личное мнение Синана об одном из своих строений. Его нет, как кое-кто мог бы подумать, в исповедальном тексте «Книга созидания» (воспоминания архитектора Синана), записанном под диктовку Синана его товарищем поэтом Саи Челеби Мустафой. Об этой книге ничего не было известно столетиями, и только совсем недавно ее представили общественности. Сама по себе, и по тексту, и по внешнему виду, она является произведением искусства. Но цитата, о которой я говорю, содержится в тексте другого тезки Саи Мустафы, у Эвлии Челеби, известного путешественника XVII века. Его описание всех земель Османской империи под властью Мурата Четвертого называется «Сейяхатнаме» и является результатом путешествий длиной в сорок лет! Так что неудивительно, что оно состоит из десяти тетрадей (томов). Правда, с текстом Челеби иной раз возникают проблемы, особенно когда он старается «педалировать» отдельные моменты, потому может случиться, что некоторые цифры им преувеличены или одно имя перепутано с другим. Но не стоит поражаться этому, если представить, а тем более сосчитать, сколько им пройдено километров, сколько он повидал и записал топонимов и имен собственных. Поэтому его возможные ошибки ничуть не уменьшают значимость того, что он сделал для всемирной истории.

Только из-за этой его особенности в неточности того или иного сведения, а также в связи с неимением иного письменного источника следует с некоторым сомнением воспринимать фразу Синана, процитированную в этом труде, которой он оценивает собственное произведение, мечеть Сулейман-хана в Верхнем городе Калемегданской крепости: «Этим минаретом в земле алманской[63] в Белграде, главном городе Унджуровины[64], я показал вершину своего мастерства. Это великое искусство. Пусть другие созидатели, если сумеют, повторят, хотя бы из дерева, так искусно построенный минарет» (перевод Хазима Шабановича). Еще одна причина усомниться: все говорит о том, что Синан прекрасно знал, в какой стране находится Белград, а также чьим главным городом он не мог быть.

Сам Челеби также восхваляет этот минарет, причем весьма оригинально: «Это очень светлая мечеть с элегантным и симметричным минаретом, который прекрасен, как воплощенное волшебство». Его текст вообще изобилует похвалами в адрес Белграда, который ему наверняка очень понравился и куда он неоднократно возвращался. Например, о всех пяти башнях, которые окружают белградскую цитадель (башня Небойша, Красная, Кровавая, Зиндан и Шахин), он говорит, как «они поднимаются к небу под облака» и что они «высоки, как башня Галата в Царьграде». При сравнении двух этих описаний становится заметной его «поэтическая свобода», которая невольно дезавуирует действительность. Белград для него «город, похожий на земной рай». Так что понятно, что он, даже преувеличивая, делает это не потому, что его кто-то или что-то вынуждает это делать. Преувеличение основано, мягко говоря, на большой симпатии.

Челеби, собственно, веком позже сделал то же, что и два наших героя, Мехмед и Синан: оставил свой след, который мы чаще всего связываем с понятием самоопределения.

По той же причине оба строили караван-сараи. Они служили для того, чтобы после преодоления дорог и мостов в них можно было передохнуть. Оба особо отличились в их строительстве: многие из тридцати одного известного сарая, приписываемого строителю Синану и жертвователю Соколовичу, воздвигнуты на путях османских походов от Стамбула на Балканы (в большинстве случаев к Белграду), связавших между собой разные города. Похожие торговые пути также обустроены сараями в Азии – от Каспийского моря через Алеппо, Бурсу, Стамбул вплоть до северного Средиземноморья.

Мехмед-паша Соколович (с архитектурной поддержкой Синана) счел возможным рядом с султанским Сулеймановым мостом в Чекмедже выстроить подобный многоцелевой сарай. То же самое он сделал и рядом со своим детищем, Вишеградским мостом. Хотя он и созидал в Боснии или Сербии под своим османским именем Мехмед-паши Соколлу, он ощущал себя Баицей Соколовичем, сохраняя мудрость: на родине он не оставлял в память о себе мечетей.