Книга Русский израильтянин на службе монархов XIII века - Александр Койфман

– Мне одежда нужна как можно скорее.

– Хорошо, тогда приходите завтра вечером на первую примерку. Но об обуви пока ничего не могу сказать.

На следующий день с утра я пошел к нотариусу, занимающемуся оформлением купли и съема домов. Он отправил со мной слугу, и мы с ним осмотрели несколько домов. Я выбрал дом, расположенный недалеко от кафедрального собора. Дом невелик, но во дворе имеются сараи и конюшня, и это меня очень устраивало. Заплатил за полгода вперед и обнаружил, что у меня остается мало денег. Пришлось идти к казначею госпитальеров и разменять один из векселей на несколько небольших векселей и новый мешочек с деньгами. Я знал, что эта возня с оформлением и учетом векселей отнимает у меня много денег, но иметь при себе кучу этих мелких монет совсем не хотелось. Тем более что учет векселей внутри системы контор госпитальеров стоит значительно меньше, чем если бы я обратился к сторонним банкирам. Так прошло все утро. А после обеда я пошел к портному. Примерять пришлось пока только одежду для визитов. Нахум извинился:

– Я еще не нашел материалы к костюму для приема у императора.

– Но для визита к императору мне не нужен роскошный костюм. Я солдат, а не придворный, не собираюсь удивлять его шикарным придворным костюмом.

– Тогда это проще. Для такого костюма у меня все имеется.

Нахум показал мне также, что у него имеется к костюму для верховой езды. Это меня полностью удовлетворило, но я сказал, что коня собираюсь приобретать только через пару дней, так что это не очень спешно. Нахум подтвердил, что три пары сапог он уже заказал у сапожника, и первая пара будет готова через день. Мы договорились, что я через день зайду за первым костюмом и сапогами. Возвращался к Альберто довольный. Потихоньку все движется.

Следующий день занимался домом. Оказывается, вместе с домом ко мне перешла и служанка, живущая в маленькой пристройке. Более того, ее услуги тоже вошли в стоимость аренды дома. Я на это не обратил внимания, когда подписывал документы, а теперь был очень рад, что еще одна забота – поиски служанки, у меня свалилась с плеч. Служанка была в возрасте и очень ворчливая, но меня это не смущало. Я был уверен: приедет император, и мне не придется засиживаться дома. Мебель в доме была, но она мне не понравилась. Спросил у служанки, имеется ли поблизости торговец мебелью или столяр. Оказалось, что имеется. Она сходила к нему, и через полчаса ко мне пришел столяр с подмастерьем. Объяснил столяру, что бы я хотел у себя иметь. Они вынесли в сарай вещи, которые мне не нравились, и принесли почти все, что мне было нужно. Остальное обещали сделать через пару дней. Пришлось еще купить всякое постельное белье. Посуда на первое время в доме имелась. А после того, как в принесенной столяром бочке я смог через день купаться, понял, что быт обеспечен, и жизнь показалась мне вполне устроенной.

На следующий день до обеда отдыхал. Только сходил утром к собору посмотреть на местных жителей, вернее, на дам. Все-таки сказывалось, что я уже больше недели лишен общества Виолы. Дамы, входящие в собор, выглядели немного худосочными и бледноватыми. Удивительно, вроде южное солнце, обильная пища – почему так? А может быть, мне это только кажется после полной энергии Виолы? В собор я не пошел. В Дамаске не ходил в мечеть, с чего это пойду теперь в католический собор?

После обеда, который, к моему удивлению, оказался вполне приличным, я отправился к Нахуму. Он показал мне, как надевать мой новый модный костюм, и помог одеться. Ужасно неудобно. Везде тянет, давит, но что поделаешь, нужно быть современным. Смешно это выражение звучит применительно к моей ситуации… Теперь сапоги. Ну хоть эти удобны. С радостью снял костюм и еще помучился, примеряя два других. Эти показались мне попроще и удобнее. Расплатился за сапоги и готовый костюм. Нахум сказал, что два других, а также остальные две пары сапог будут готовы завтра после обеда.

В новом наряде и сапогах я заявился к Альберто и пожаловался, что чувствую себя в таком виде не в своей тарелке. Но он уверенно заявил, что вид у меня вполне современный и меня можно показывать дамам. Тут же предложил пойти вместе к одной из его приятельниц, где собираются сливки палермского общества: молодые дамы, поэты, литераторы. Я взмолился, что хорошо бы отложить визит на один день, чтобы немного привыкнуть к новой одежде, но Альберто был неумолим:

– Все равно нужно когда-то выходить в общество. Почему не сегодня? Как вы иначе познакомитесь с дамами. Ведь вы приехали без жены, без любовницы. Ну хотя бы привезли с собой из Сирии домашнюю рабыню.

Пришлось подчиниться. Первый выход в свет – очень важен. По нему будут о тебе судить долгое время, и изменить потом мнение общества трудно. Поэтому я молчал, предпочитая разглядывать собравшуюся компанию, и пытался составить свое мнение о собравшихся. А посмотреть и, главное, послушать было что. В небольшом зале собралась «творческая интеллигенция» города и дамы. В уголке сидела хозяйка – спокойная зрелая матрона в скромной одежде. Около нее пристроились три относительно молодые женщины, непрерывно обмахивающиеся веерами, правда, не веерами, как мы их понимали в далеком двадцать первом веке, а опахалами. Обмахиваться стоило: в зале тепло и душно. И аромат был очень крепкий. Я сразу вспомнил атмосферу сарая, в котором сидел рабом с еще девятью мужчинами. Но здесь на запах пота и даже, сказал бы, мочи наслаивался стойкий запах крепких духов. Вернее, это были восточные ароматные масла, бальзамы, ароматические воды, привезенные из Египта и Сирии. Ведь в Европе, как я узнал несколько позже, ни «венгерская вода», ни eau de Cologne[204] еще не производились. Даже в Италии секреты их производства не были известны.

Как они могут терпеть такое? Почему окна закрыты? Как кавалеры выносят этот аромат своих дам? В Дамаске мы, ну не я, а Зоя и Жак с Максимом достаточно часто мылись в бочке с водой. Да и меня, когда я приезжал из своих долгих поездок, прежде всего заставляли капитально окунуться в ту самую бочку с теплой водой. Но в чужой монастырь со своим уставом незачем лезть. Придется терпеть. И терпел, и даже привык через некоторое время.

Впрочем, я отвлекся. В зале было не меньше двадцати человек. Молодежь обоих полов прогуливалась по залу, останавливалась группками около рассказчиков, дамы из-под опахал обменивались сплетнями и замечаниями относительно присутствующих. Нормальное, немного скучающее общество. И вдруг все преобразилось. Молодой человек в очень модной одежде начал тихо, а потом все громче и громче читать стихи, время от времени склоняя голову в сторону матроны и сидящих рядом с ней дам. Все замолчали, внимая – или делая вид, что внимают, – стихам. Кому он посвятил свое произведение, я быстро понял, так как одна из дам смущенно прикрыла лицо своим опахалом. Только ее глаза время от времени выглядывали из-за него, быстро обегали зал, наблюдая, все ли слушают поэта. Потом был оживленный обмен мнениями. Но аплодисментов не было, совсем не было. Я было приподнял руки, хотел тихо хлопнуть в ладоши, но постеснялся, неудобно хлопать одному. Мне потом объяснили, что церковь не приветствует этот языческий обычай. Ну, не приветствует, и ладно, не будем хлопать.