Книга Казаки на персидском фронте (1915–1918) - Алексей Емельянов

Моторы выключили. Было тихо, только шоферы кряхтели, натягивая тугую покрышку локомобиля, да офицеры о чем-то негромко разговаривали.

* * *

Джейраны появились неожиданно. Из-за бугра. Целое стадо стройных серых животных выскочило на шоссе. Огромные черные глаза вожака с ужасом остановились на мгновение на автомобилях, а затем быстрым еле заметным движением он повернул обратно, а за ним в облаке пыли помчалось все стадо. Они скакали огромными прыжками, отрывисто перебирая парами стройных ног, пригнув длинные уши назад. Когда вожак внезапно повернул, в стаде произошло замешательство. Несколько джейранов упали, но, увидев вожака опять впереди, помчались за ним. Горные козы мчались от дороги, как безумные. Уже через несколько секунд видны были только стройные серые палочки множества бегущих ног, а потом все скрылось в облаке пыли.

* * *

Аннибал еще вчера в гостях у комиссара в Хамадане видел молодого ручного джейрана и восторгался его большими печальными глазами, гибким корпусом, и когда прикасался к маленьким бугоркам, будущим рогам, радостно улыбался.

Джейран был ростом не более трех четвертей аршина, нескольких месяцев от роду, недавно подобран в лесу на склоне Эльвенда. Пил молоко из рожка, любил сласти и, звеня мелодичным колокольчиком, ходил следом за своей богиней – хозяйкой дома. Поджав ноги, лежал на коврах, покрывающих диваны, и медленно поводил огромными ушами, все к чему-то прислушиваясь. А когда богиня приближалась к нему, он вскакивал и тянулся к ней своими влажными губами. Он носился стрелой по огромному саду, верно рассчитывая свои движения; сад был густой, и, казалось, при малейшем неосторожном движении зверь разобьется насмерть о толстый ствол исполинского тополя. Нет, его ждала другая смерть.

Резвясь в саду, джейран нашел остатки чешуи соленой рыбы и съел. По-видимому, солдаты забрались в сад через забор и пировали. Остатки пира съел джейран.

Не могли понять, чем он болен. По-видимому, он очень страдал, от пищи отказывался и только, вздыхая, со стонами подходил к богине, умоляя помочь. Ветеринары ничего не могли сделать.

На руках у плачущей госпожи умер джейран, а потом, когда вскрыли его, узнали причину смерти. Весь небольшой желудок зверя был забит рыбьей чешуей.

Аннибал узнал о смерти джейрана, когда вернулся из Керманшаха.

* * *

Облако исчезло. Шоферы сидели по местам, и командир корпуса громко крикнул:

– Аркадий, довольно мечтать.

Нужно было ехать.

Аркадий Несторович Аннибал, потомок арапа Петра Великого, был адъютантом генерала Баратова. Он недавно окончил училище правоведения и Институт восточных языков, и еще в Петербурге мечтал попасть на Кавказский фронт. Любитель Востока, замечательно знающий персидский язык, Аннибал стремился на фронт в Персию. Впрочем, кроме персидского, он знал еще около дюжины других иностранных языков, и знал их не как дилетант, а основательно. Это был лингвист-практик. Восточные языки он любил больше европейских, и когда изучал их, то постигал душу языка, его философию. Персы говорили, что Аннибал знает их родной язык лучше их. И это была правда. Он говорил языком образованного перса, говорил, как поэт, украшая свою речь цитатами из Корана, изречениями мудрецов и стихами национальных поэтов.

Ему было не более тридцати. Огромные черные с оттенком грусти глаза обрамлены густыми дугами черно-синих бровей. Они выдавали его происхождение.

Он был прекрасный, исполнительный офицер, искренне полюбил своего начальника, и скоро между генералом и прапорщиком установились дружеские отношения.

Аннибал полюбил Персию всей своей страстной душой, и уже воспевал ее и в стихах, и в нежных импровизациях на рояле, и в красках акварели.

У него была натура с богатым содержанием, а формой ее были нежные слова стихов, мелодии и краски палитры. Он был многогранный артист. И поэт, и музыкант, и художник. Он элегантно восхищался природой, любил знойное солнце Персии и понимал толк в старинном персидском искусстве. Среди его друзей были министры, антиквары и дервиши. Он находил красоту и в смирении села, и в неукротимости льва. Он любил жизнь и обожествлял ее. Жизнь для него была божественной тайной, а потому он был религиозен и часами простаивал в храме перед скорбными ликами Спасителя и Богоматери.

– Аркадий, спроси у него, давно ли он кашляет? Ведь лето в полном разгаре, а у них тут сыро.

С такими словами Н.Н. Баратов обратился к своему адъютанту в чай-хане около Керманшаха.

Баратов хотел выпить стакан чаю, а кстати, и размять ноги.

Когда важный генерал с блестящей свитой вошел в темный и грязный сарай придорожного чай-хане, произошло большое смятение. Посетители чай-хане – погонщики – вскочили, а мальчик за стойкой закашлялся.

На глиняной стойке стоял большой жестяной самовар, а на полках стены несколько десятков маленьких стеклянных стаканчиков. В чай-хане было темно. В глубине, налево от входа, на навозе стояло несколько лошадей. В помещении было сыро, затхлый воздух, несмотря на то что было начало июля. У мальчика был жестокий бронхит, и он беспрерывно кашлял. Земляной пол был сырой, а бедняга ходил босиком.

Аннибал что-то спросил у мальчика, а потом сказал:

– Я ему посоветовал носить геве[66]. Думаю, что уже через неделю кашель пройдет.

Позже я видел этого мальчика. Он спрашивал о командире и офицере. Он смеялся, благодарил. Кашель прошел.

* * *

У губернаторского дома в Керманшахе автомобили остановились.

Недалеко от ворот, у высокой глинобитной стены, сидели слепцы и жалобно причитали. Их было десять. Все старики с длинными седыми бородами, они были одеты в разного цвета аба. В руках у них были четки, на коленях – кяшгули и чаши. Иногда в такой чаше лежало по нескольку мелких монет. Слепцы скороговоркой, дребезжащими голосами что-то одновременно говорили, а потом как-то все вдруг сразу вскрикивали и после паузы продолжали свои причитания.

Аннибалу очень хотелось поговорить со стариками, но в это время свита губернатора вышла из ворот, навстречу гостям, и окружила автомобили.

* * *

Баратова встречали торжественно.

На другой день, шестого июля, в окрестностях Керманшаха, в одном из богатых ханских имений назначена была встреча с именитыми вождями курдских племен.

Баратов и Загю выехали на автомобилях в сопровождении нескольких офицеров. Курды хотели предстать перед представителями России во всей пышности и блеске своего положения. Огромный двор ханского поместья походил на вооруженный лагерь. Сотни вооруженных людей передвигались в разных направлениях. Вожди племен в разноцветных ярких аба были окружены своими приближенными. Здесь были военачальники, украшенные оружием и патронами, с огромными разнообразными тюрбанами, секретари в скромных долгополых черных сюртуках, старшины и советники в коричневых аба, прислуга в синих мундирах с блестящими плоскими металлическими пуговицами. За оживленными группами стояли спешенные всадники с карабинами за плечами и патронташами, унизанными сверху донизу патронами, так, что они стесняли свободу движений.