Книга Трали-вали - Владислав Вишневский

Сидя в оркестре, с заметным восторгом слушали военные марши. Музыка ведь, кто не знает, из середины оркестра совсем по-другому звучит, не то, что со стороны, доходчивее. И сверху вниз, и вдоль и поперёк тебя музыка прошибает. Словно в «Марше танкистов» сам в танке сидишь, или на штурмовике в небо взмываешь, или ракету на учебную цель ведёшь. Такие вот они доходчивые военные марши. После них всё в душе кувырком прыгает. Так и заявил Генка дирижёру на его вопрос: «Ну и как вам наша музыка, нравится, нет?»

– Нам?! – Генку можно было не спрашивать, на лице всё написано было. – О-о-о… Прямо вот, всё кувырком тут… – он указал на голову, и смутился.

– Это хорошо или плохо? – пряча улыбку, уточнил дирижёр.

– Конечно, хорошо, здорово! – Генка аж подпрыгнул, не удержался, разве не понятно. – Да, Никит? Никита!

Никита не слышал. Никита каждый раз с трудом приходил в себя, когда оркестр умолкал. Долго потому что ещё слышал в ушах победный гром музыки, где-то плавал ещё, летал… Музыканты уже и не играют, а музыка ещё звучит. Долго звучит… И совсем это не странно, в душе потому что звучит, в голове… Звучит, как мотор заведённый, как самолётный пропеллер… Здорово! На месте не усидишь… Нет, Никита себя держал в руках, а Генка не мог. В Генке всё прыгало. Рвалось наружу, особенно глаза, брови, уши – сами собой кажется двигались, щёки не отставали, руки, ноги… Трудно усидеть. Словно именно в нём весь оркестр тот играл, из него музыка наружу вырывалась… Он похоже и был тем оркестром. Хоть и маленький, но большой. Очень большой и очень сильный. Красивый и восторженный. Оркестр… Генка!

– Да-а-а… Мне нравится… – не громко говорил Никита, к чему-то в себе прислушиваясь.

– А я скоро буду так играть? – часто и всех, спрашивал Генка.

– Как вот наставник даст «добро», так и будешь. – Уклончиво отвечали все, так же отвечал и дирижёр, лейтенант.

Генка «прокисал», знал, дядя Лёня Фокин строгий наставник, он долго не разрешит… Потому что там столько нужно уметь, столько помнить и знать! Но дядя Лёня обещал – «скоро», и Генка снова хватался за свою «пикколку». С трудом расставлял пальцы на «дырках», смешно растягивал губы, косил глаза… «Не торопись. Ровнее играй. Держи звук… Так…» – требовал дядя Лёня. «Хорошо, хорошо, – подбадривал в это время дядя Гена Мальцев Никиту. – Молодец! Достаёт у тебя рука до 7-й позиции, достаёт… Не зажимай кисть, расслабь… расслабь… Вот так, ага… Звук держи, держи звук… Хорошо. И теперь, так же обратно, ровненько, целыми нотами… Не плавай… Считай про себя… Раз, два, три, четыре… Так, так, молодец…» Никита передвигал кулису, дул свои целые ноты, запоминал позиции… 1-ая, 2-я, 3-я… их 7-мь. И губы уже болят, и кисть руки тяжестью наливается, инструмент гирей висит, но… Что-то уже вроде получалось, проскакивало. Иногда. Порой… И это было в радость, восторженную радость, небывалую. Это вдохновляло и Генку, и Никиту, и наставников… «Ну вот, вот, молодцы, получается… Учитесь, учитесь, Москва не сразу строилась», дружно ободряли они.

Всё хорошо пошло-поехало, но нужно было к командиру полка идти, легализовываться, разрешения просить… Докладывать, как было приказано, результаты неофициального служебного расследования. Но лейтенант оттягивал время, морально не готов был, не торопили и музыканты. Боялись получить отказ… Но пришлось. Вернее, командир сам пришёл. Да, как снег на голову в середине лета. Ни музыканты, ни лейтенант даже подготовиться не успели. Ни слова нужные придумать, ни акценты педагогические – там, где надо, в устном меморандуме расставить, ни мальчишек спрятать-подготовить. Полковник взял и вошёл в оркестровый класс, даже без стука, а может и не расслышали музыканты, играли… Брови нахмурены, строгий взгляд, на погонах два просвета три звезды, руки за спину… Большой начальник, «батя». Лейтенант спиной к двери стоял, по глазам музыкантов и догадался… Там не глаза были, прожектора, красные семафоры… Испуганно отобразив их состояние на своём лице, один в один, как у пацана застигнутого грозными родителями с дымящей сигаретой в губах, лейтенант, не оглядываясь, двумя руками отмахнул, остановил оркестр, срывающимся голосом завзятого строевого командира отрывисто, вполне бодро скомандовал: «Ор-ркестр, встать, смир-рно!», сменил лицо на покорную маску младшего по званию, готовый к неминуемому разносу начальника, чётко повернулся навстречу.

– Вольно. Сидите. – Махнул рукой полковник. Он успел уже оглядеть музыкантов, разглядел что нужно было, с трудом похоже подбирал нужный тон для разговора.

– Вольно, садись… – вытянувшись в струнку, ровный и стройный, красавец просто, лицо бледное, уши горят, эхом повторил лейтенант.

Полковник запнулся потому, все это поняли, что увидел мальчишек.

– Понятно! – словно в подтверждение, произнёс он. Вздохнув, простецки глянув на музыкантов, пояснил. – А то мне докладывают, у нас в оркестре воспитанники, говорят, товарищ полковник, новые люди появились, а я и не знаю… Дай, думаю, зайду, познакомлюсь. А то ведь не дождёшься. На пенсию уйдёшь – знать не будешь…

– Никак нет, товарищ полковник… – борясь с полярными эмоциями, никак ещё не мог взять себя в руки лейтенант. – То есть так точно… Извините, никак нет… Я как раз собирался…

Музыканты – слыша лейтенанта, все с одинаковыми демонстративно «чистыми», армейскими, лицами – агитплакаты с них пиши, – на самом деле горячо сочувствовали своему командиру, видели, как не легко порой быть командиром, пусть даже и дирижёром.

– Вижу… – похоже не иронизируя, с тем же простецким лицом, бросил полковник, усаживаясь на дирижёрский стул. – Продолжайте, товарищ дирижёр. Я вас слушаю. Говорите, говорите, я уже пришёл, собираться не надо. Докладывайте. – Для убедительности своего внимания, даже ногу на ногу закинул, качнул ею, валяй мол, друг, рассказывай, ну.

– Есть докладывать, – послушно отозвался лейтенант, и начал соответственно, излишне бодро. – Товарищ полковник, мы вот тут… – сбился, почти стушевался, начал выкручиваться. – Я, вернее… приняли решение… Точнее, хотели с вами посоветоваться…

– Угу-угу… – пряча взгляд, подбадривал полковник. – Так-так… – даже свободной ногой ещё пару раз качнул, мол, как это ему интересно. – Продолжайте.

– Докладываю, заявление не подтвердилось, а мальчишки… Вот они… Хорошие ребята. Слух у обоих отличный… Я сам проверял, да!

Первая половина его речи прозвучала как приговор – «не подтвердилось», а вторая, как прошение о помиловании. Так, по крайней мере поняли все музыканты.

– Так-так… – командир похоже не врубался, ждал продолжения. Лейтенанту пришлось расширить доказательную базу.

– Кстати, успехи уже есть… Наставники за ними закреплены. Отличники боевой и музыкальной службы – старший сержант Фокин и прапорщик Мальцев, – в этом месте лейтенант на всякий случай мудро усилил позиции наставников, утяжелил, – и весь оркестр, – даже голосом важность момента подчеркнул, – с желанием передают профессиональный опыт будущим музыкантам. У них получится. Да, получится! Всё, товарищ полковник. Доклад закончил.

– Угу! Очень интересно! И слух, говорите отличный? – ох, хитрец, заинтересованно переспросил полковник.