Книга Палач. Да прольется кровь - Андреа Жапп

– Пожалуйста, не забудьте их. Беатрис – властная женщина, иногда бывает надменной и неприятной, но все же я не считаю ее плохой. Эсташ… как бы его описать в двух словах, не рискуя показаться вам нахальной? Честное слово, Эсташ скорее мягкий человек, а в сущности, безразличный ко всему. На него невозможно сердиться за холодность по отношению к супруге и ее матери. Как в таких случаях говорят крестьяне, звезд с неба не хватает, за исключением денежных дел. В сущности, то, что требуется дамам Вигонрен. Зато… Зато Агнес де Маленье хитра и изворотлива под маской любезной и доброй женщины. Мне потребовалось много времени, чтобы это заметить. Но все же я не стану утверждать, что она способна… способна на такую гнусность.

– Ваши честные и смелые замечания останутся у меня в памяти, мадам, – снова уверил ее Ардуин.

Несмотря на то что ситуация была трагической и опасной, у него вдруг возникло волнующее ощущение, будто он наконец прибыл в спокойный порт после бурного и длительного путешествия по океану, враждебному и безжалостному. Две женщины, почти близнецы, осветили его полное приключений кругосветное путешествие. Одна из них умерла от его руки, жизнь же другой может быть спасена только благодаря ему.

– По-моему, Агнес – единственная, у кого достаточно решимости… Как бы это вам объяснить… она… Потомство, имя и кровь де Вигонренов – единственное, что имеет значение в ее глазах. Впрочем, речь скорее о том, что впервые, с тех пор как я оказалась здесь, я чувствую себя спокойнее. Не думаю, чтобы она и в самом деле взялась за Гийома. Он все-таки ее крови. Друг мой… так как вы и в самом деле мой друг. Значит, по вашему мнению, тот порошок свинца, найденный в моей Псалтыри, которая, клянусь вам, действительно была потеряна, не является причиной смерти?

– Так утверждает доктор Мешо, который оказал мне, а скорее вам, громадную помощь.

– Но тогда что же?

– Не знаю. Какой-то другой яд. Я выясню это, обещаю вам.

– О, друг… я уверена, что вас послала сама Святая Дева. Она всегда заботилась обо мне и моем сыне. Не хотите помолиться ей вместе со мной?

Плавным движением Маот соскользнула со стула и преклонила колени. Ардуин сделал то же самое. Их плечи чуть соприкасались.

В молчании они оба молитвенно сложили руки. Видимо, она одна возносила молитву, так как Ардуин был слишком поглощен целомудренной близостью женщины, о которой столько мечтал и на встречу с которой так надеялся, поэтому никакие другие мысли не шли ему в голову. Он встал, опасаясь, как бы у него не вырвалось какое-нибудь неподобающее слово или взгляд. Женщина последовала его примеру; на губах ее играла нежная улыбка. Импульсивным движением она сжала его руки, прошептав:

– Вы станете моим доблестным спасителем, сударь?

– Я молюсь об этом, мадам, так как знаю о вашей невиновности. И не успокоюсь, пока не увижу, что вы очищены от этого бесчестья, даже от тени его.

– Храни вас Господь, мой друг.

* * *

Ардуин откланялся, в глубине души испытывая величайшее сожаление, так ему хотелось провести рядом с ней каждое мгновение своей жизни. Между тем, чтобы выручить ее, ему предстоит много что сделать. Он снова подумал об этом высокоученом эскулапе, Йохане Фовеле. Может ли Антуан Мешо знать, где его найти? Может быть, Фовель знает природу этого таинственного яда?

* * *

Оставшись одна, Маот де Вигонрен устало вздохнула, поднимая тяжелую массу своих волос. Устроившись за столом, который любезно предоставил ей Ги де Тре, она посмотрела на себя в зеркало, а затем шаловливо улыбнулась сама себе. Кости удачно выпали![189] Решительно, она не потеряла своей власти над мужчинами. А этот кажется таким влюбленным… Она не знала, как и почему возникло это чувство. Впрочем, это не так важно.

«Ты скоро пожалеешь, Агнес. Ничто мне не помешает, я не пролью ни своей крови, ни слез. Франсуа, твой отец, подтвердит тебе это, когда ты присоединишься к нему».

Но тотчас же ее злобное настроение изменилось под влиянием печальной мысли. Печальной, но такой нежной.

Мари, ее милочка, любимая сестра… «Умоляю, не смотри на меня, Мари, отверни от меня свой ангельский взгляд. Покойся в мире, моя прекрасная и такая идеальная сестренка… А может быть, он так любит меня из-за нее?»

30

Крепость Лувр, декабрь 1305 года

Гийом де Ногарэ с сожалением прикончил четверть жареного цыпленка, позволенного в предрождественское воскресенье. Это нарушение обычной умеренности не доставило ему никакого удовольствия. Напротив, он спрашивал себя, действительно ли такое чревоугодие является необходимым. Во всяком случае, этим ранним утром, наступившим после короткой ночи, внезапная слабость заставила его повернуть голову и схватиться за подпорку кровати. Созерцая обглоданные кости, аккуратно разложенные на тарелке, он сердился на себя за это послабление. Ногарэ доставляло удовольствие отказываться от всяких удобств; он усматривал в этом проявление душевной силы и твердости характера. Короче говоря, он видел в этом свидетельство своего превосходства над другими – теми, кто обжирается, пьянствует, посещает дома разврата и спит, храпя, с широко открытым ртом. То есть тем, кто разделяет наклонности Карла де Валуа и всего двора. Дрожь омерзения пробежала по его спине при одной мысли о брате короля. С другой стороны, мелкие капризы или большие пороки других могли превратиться в могущественные средства принуждения или торговли. Средства, которыми королевский советник вовсе не пренебрегал.

Придворные и мелкие барончики вели себя будто головастики в заросшем тиной пруду, тратя без счета, чтобы казаться важными вельможами. В один прекрасный день, обнаружив, что кошелек внезапно и пугающе опустел, они станут его поставщиками разнообразных сведений, а если говорить прямо, то предателями.

В сущности, Ногарэ бесспорно предпочитал продажных добродетельным. Чума на этих чистеньких! Таких труднее всего вынудить к чему-нибудь или припугнуть. Эта уверенность, подкрепленная многочисленными примерами, побудила его устроить тайную встречу, которую он сегодня ожидал. Гуго де Плисан, рыцарь-тамплиер. Ногарэ снова вспомнил их первую встречу, которая произошла несколькими неделями раньше. Прекрасный образчик сильного человека, которому едва исполнилось двадцать пять лет, высокий, с худощавой мускулистой фигурой и голубыми глазами, он буквально ошеломил королевского советника. Его грубая прямота, а также мужественное изящество и самоуверенность вовсе не были обычными вещами для мессира де Ногарэ и еще менее обычными для тамплиера. Ведь орден ревниво защищал свои тайны и никогда не просил о милости светские власти и даже церковные, если они не принадлежали к их ордену.

Гуго де Плисану было наплевать на всякие уловки и предосторожности в речи. Жак де Молэ, их великий магистр, собирался упорствовать, отвергнув дружеское расположение мессира Филиппа де Пуатье, сына короля, напрасно рассчитывая на поддержку царственного понтифика. Чтобы спасти братьев по ордену, Плисан предложил Ногарэ свою помощь. Советника такой довод подкупил своей искренностью. Если в этом и было предательство, то по отношению к Молэ, храброму, но упрямому и высокомерному, готовому к противостоянию с Филиппом Красивым, чтобы сохранить главенство над орденом[190].