Книга Портрет моего сердца - Мэг Кэбот

— Да. Могу я узнать, почему вам трудно в это поверить?

— Но… — Анна снова побледнела. — Мэгги? Герцогиня Ролингз? Нет, сэр, в это я не верю.

Джереми процедил внятно и решительно:

— Тогда вам придется научиться верить, потому что я собираюсь жениться на ней, когда уговорю ее выйти за меня.

— Если вы оба решите пожениться, она не перестанет заниматься живописью…

— А я и не сомневаюсь. Зачем ей бросать живопись? Она любит рисовать, у нее хорошо получается. Вы когда-нибудь видели хоть одну из ее последних работ, миссис Картрайт? Они чертовски хороши.

Сэр Артур робко откашлялся.

— Это будет неприлично, — подал голос сэр Артур. — В высшей степени неприлично. Даже непристойно. Более непристойно, чем если бы вы женились на той индуске. Я совершенно уверен, королева этого не одобрит.

— Совершенно уверен, что королева не одобрит вашего непристойного отношения к дочери и сестре. Я устал слушать ваши измышления и собираюсь немедленно положить им конец. — Герцог достал из жилетного кармана часы. — Ровно через два часа отправляется поезд на Лондон. Если вам нужно взять с собой что-то для одной ночевки в городе, миссис Картрайт, пошлите за вещами кого-нибудь из моих слуг. Экипаж отправляется на станцию через полчаса.

— О чем это вы толкуете? — Анна с недоумением уставилась на него.

— Мы едем в Лондон, миссис Картрайт, — терпеливо объяснил Джереми. — Сегодня вечером открывается выставка картин вашей сестры. В галерее ее жениха на Бонд-стрит. Для нее очень важно, если вы с отцом будете там, поэтому я собираюсь позаботиться, чтобы вы там были.

— Но это безумие! Я никуда не поеду.

— Непременно поедете, — спокойно заявил герцог.

— Нет! — Анна подтолкнула отца. — Папа, скажи ему!

— Ну, Анна, — неуверенно произнес тот. — Он же… герцог…

— Он не может нас заставить! — Анна повернулась к мужу, который попрямее сел в кресле, но явно собирался остаться лишь наблюдателем. — Алистер, скажи ему ты! Скажи, что он не может так поступать!

Картрайт взглянул на Джереми, увидел в его глазах мольбу и ответил:

— Мне очень жаль, любовь моя, но, боюсь, я должен с ним согласиться. Пора тебе проявить родственное участие.

— Алистер, как ты можешь? — Зажав рот ладонью, чтобы заглушить рыдания, Анна бросилась вон из комнаты. Отец с тревогой смотрел ей вслед.

— О Боже. Полагаю, я… я должен…

— Да, — вздохнул Джереми. — Идите за ней, сэр Артур. Только постарайтесь, чтобы через полчаса она была готова к отъезду.

— Как пожелаете, ваша светлость.

Когда дверь за стариком закрылась, из глубины кресла раздалось несколько медленных хлопков.

— Отлично проделано, молодой человек, — саркастически произнес Картрайт. — Великолепно! Я не мог бы сделать лучше, даже если б постарался. Вам следует пойти по стопам дядюшки и занять место в палате лордов… с вашими-то дипломатическими способностями…

Понимая, что над ним смеются, хоть и не зло, Джереми пожал плечами:

— Слава Богу, мне хотя бы не пришлось браться за оружие.

Глава 36

После того как Огюстен, никогда не клавший сахар в кофе, размешал в чашке третий кусок, Мэгги не выдержала:

— Может, скажешь наконец, что случилось?

— Прости, дорогая?

— Очень плохо для нашего пищеварения, если мы и дальше будем есть в унылом настроении, которое ты нагнал. Расскажи, в чем дело.

— Ни в чем. Ничего плохого не случилось, шери. — Огюстен снисходительно похлопал ее по руке.

Но Мэгги видела, что он лжет. Он весь день разговаривал с ней этим покровительственным тоном, сначала в галерее, теперь в кафе, не смотрел ей в глаза, не стал даже пенять, когда она заказала к чаю кусок торта, хотя твердо придерживался мнения, что сладкое едят после трапезы, а не вместо нее.

Этот человек никак не мог быть убийцей. Тогда что же так его встревожило? «Может, он узнал о Джереми? — размышляла Мэгги. — Но каким образом?» Потеря девственности по ней не видна, догадаться об этом смогла только Беранж, а Джереми наверняка сообщать ему не стал. Мэгги слишком хорошо знала друга своего детства, чтобы заподозрить его в хвастовстве перед Огюстеном. Такое поведение ниже достоинства герцога, он скорее застрелил бы жениха, чем признался, что лишил девственности его невесту.

Неужели Огюстену рассказала Беранж? Раз сама Мэгги никому не говорила о Джереми, значит, Огюстена могла просветить только она. Но зачем Беранж это делать?

Хотела помочь ей? Должно быть, так. Не она ли сказала вчера: «Предоставь Огюстена мне!»

Чем больше Мэгги думала, тем очевиднее ей становилось, что именно это является причиной странного поведения Огюстена. Подруга рассказала ему об их страстной ночи, а поскольку жених был слишком хорошо воспитан, чтобы заговорить на щекотливую тему, Мэгги решила сама начать разговор:

— После того как ты вчера ушел от меня, ты, случайно, не встретился с Беранж?

Огюстен выронил чашку с кофе.

К счастью, она упала на блюдце и не разбилась, но посетители кафе, привлеченные шумом, посмотрели в их сторону.

«О Боже! Она все ему рассказала. Я убью ее. Зачем она не предоставила сделать это мне?» — подумала Мэгги.

Огюстен суетливо промокнул пятно салфеткой, потом нервно вытер уголки рта.

— Как… ты узнала?

— Просто догадалась.

— Я… я сам не знаю, как все получилось, — начал Огюстен, уставившись на свои колени.

Мэгги ласково похлопала его по руке и сказала первое, что пришло ей в голову:

— Огюстен, мне очень, очень жаль.

— Ты просто ангел, — благодарно пробормотал он.

— Какой же из меня ангел?

— Нет, ангел, ангел! Кто из других женщин оказался бы такой всепрощающей, проявив столько понимания и великодушия? Я счастливейший человек на свете!

— Всепрощающей? — повторила Мэгги. — Это я должна просить у тебя прощения.

— Нет! — воскликнул Огюстен, целуя ее пальцы. — Это я согрешил против моей любви! Она сказала, что ты не поймешь, но ты поняла. И простила! О, Маргерита, я тебя недостоин, пес я презренный…

Ошеломленная Мэгги вырвала у него руку.

— О чем ты говоришь? Кто сказал, что я не пойму?

— Беранж, разумеется. Она велела не рассказывать тебе, потому что ты не поймешь, но я сказал ей, что она не права. Нет в мире другой, подобной моей Маргерите!

— Огюстен, давай выясним окончательно, что именно я прощаю и понимаю?

— Мой неблагоразумный поступок, шери. Прошлой ночью.