Книга Мудрость толпы. Почему вместе мы умнее, чем поодиночке, и как коллективный разум влияет на бизнес, экономику, общество и государство - Джеймс Шуровьески

Даже при этом финансовые рынки решительно несовершенны в том, что касается подключения к коллективному разуму, особенно когда речь идет о других методах. Например, экономист Роберт Шиллер убедительно доказал, что курсы акций "скачут" гораздо чаще, чем это оправдывается изменениями в реальной стоимости компаний. Это очень отличается от рынка ставок на тотализаторе по играм Национальной футбольной лиги, или на электронных рынках штата Айова, или даже на лошадиных бегах, где изменения мнений значительно мягче, а "разворот на 180 градусов" осуществляется гораздо реже. Частично причина та же. Предсказать будущее компании на двадцать лет вперед бесконечно сложнее и намного менее надежно, чем угадать, кто выиграет в воскресенье или победит на выборах в ноябре. Но есть и еще один аспект. В случае футбольной игры, выборов, вопросов на телешоу "Кто хочет стать миллионером" и обращения к поисковой системе Google существует определенный ответ, который в какой-то момент признается верным раз и навсегда. Если вы ставите на бегах, после их окончания вы точно знаете, выиграли или нет. Нет смысла делать вид, что ваш прогноз оправдается завтра. Аналогично, когда вы ищете информацию в Интернете с помощью системы Google, она знает (и если бы могла говорить, сообщила бы вам), нашла ли она нужную вам страницу или нет. Таковы и многие финансовые рынки. Если вы купите ноябрьские фьючерсы на пшеницу, то, когда наступит ноябрь, вы поймете, переплатили вы или сделка оказалась стоящей.

Наличие однозначного и точного итога выгодно тем, что толпа сохраняет связь с реальностью. Проблема рынков в том, что они — как мы увидим ниже — создают благодатную почву для спекуляций. Спекулянты не пытаются вычислить, оправдают ли будущие корпоративные показатели Pfizer нынешний курс акций этой компании. Они покупают акции не потому, что считают их цену неоправданной. Они покупают, потому что надеются продать их кому-то дороже. Но было бы труднее спекулировать, если бы все знали, что торги завершатся через пару недель и люди получат или не получат вознаграждение в зависимости от точности их прогнозов. Проблема фондового рынка в том, что не существует момента времени, когда вы можете сказать, что все кончилось, нет момента времени, когда вы сможете точно определить, оказались вы правы или нет, и, наконец, нет четких критериев. Это одна из причин, по которой курс акций той или иной компании может взлететь выше любой разумной отметки, — ведь люди могут всегда убедить себя в том, что в будущем произойдет нечто, оправдывающее стоимость компании. И по той же причине вы можете зарабатывать деньги на фондовом рынке, даже ошибаясь: если рынок со временем установит правильную цену, она долгое время может оставаться неоправданной, ибо нет объективных способов доказать, что она завышена. Через двадцать лет мы узнаем, был ли точен курс акций Pfizer по состоянию на 1 января 2004 года. Но пока это ничего не меняет. Вот что подразумевал Джон Мейнард Кейнс, когда говорил, что рынки могут ошибаться ровно настолько, сколько вы можете платить.

Летом 1998 года небольшая группа экспертов Long Term Capital Management (LTCM — Фонд управления долгосрочным капиталом, или Фонд хеджирования, основанный в 1994 году Джоном Меривезером, бывшим биржевым трейдером и легендой Уолл-Стрит) позабыла об этом уроке и едва не привела мир к финансовой катастрофе. На первый взгляд LTCM походил на Манхэттенский проект (главной целью которого было создание атомной бомбы в США в период Второй мировой войны) в области инвестиций. Меривезер нанял целую когорту молодых светил с Уолл-Стрит, которые мастерски использовали компьютерные модели, чтобы делать деньги. Он также включил в состав правления некоторых отцов-основателей современной финансовой системы, например, Майрона Шоулза и Роберта Мертона — создателей модели, на основе которой инвесторы оценивают стоимость опционов. Теперь эти люди работали в LTCM. Трудно было предположить, что такой проект окажется неудачным. Несмотря на то что инвесторам приходилось выкладывать по 10 млн. долл., чтобы вступить в фонд, а 25% годовой прибыли предназначались правлению фонда, люди стремились туда попасть, особенно во времена финансового расцвета LTCM.

Однако в августе 1998 года, когда в России грянул экономический кризис, все изменилось. Обвал экономики азиатских стран за несколько месяцев до этого уже напугал инвесторов, а российский дефолт спровоцировал то, что экономисты называют "бегством к качеству". Все стремились к стопроцентной надежности и, в числе прочего, пытались избавиться от акций, владение которыми было сопряжено с малейшим риском. LTCM вдруг оказался с активами на миллиарды долларов, которые никто не хотел покупать и стоимость которых понижалась с каждым днем. Всего за пару месяцев фонд потерял 4,5 млрд. долл., и, поскольку он старался распродать все в отчаянной попытке остаться на плаву, цены падали еще ниже, принося банкам Уолл-Стрит убытки на сотни миллионов долларов. В сентябре в ситуацию вмешался консорциум из тринадцати банков Уолл-Стрит, который взял фонд на поруки, предоставив ему достаточно средств, чтобы он мог удержаться на плаву до тех пор, пока все не наладится.

Так почему же все пошло не так? Для LTCM характерны два важных момента. Во-первых, он использовал невероятный объем того, что экономисты называют "рычагом" и что попросту означает, что большинство его ставок делалось на заемные деньги. В 1998 году LTCM располагал 5 млрд. долл. чистого капитала (т.е. реальных денег, которые он мог инвестировать). Но он же занял более 125 млрд. долл. у банков и дилерских компаний. Если LTCM хотел, например, инвестировать 100 млн. в датские закладные, он мог реально выплатить только 5 млн. долл. Все остальное гарантировал банк.

Преимущество "рычага" в том, что если все идет хорошо, вы можете получить весьма значительную прибыль с инвестиций. Если стоимость датских закладных увеличилась бы на 10%, LTCM получил бы 10 млн. долл., удвоив вложенную сумму (ведь он вложил всего лишь 5 млн. собственных). Недостаток "рычага" в том, что если все пойдет не так, вас запросто сметут с рынка. Тем не менее LTCM утверждал, что не играет по-крупному. Он не инвестировал в рынки, где цены резко колебались. Поэтому, как настаивал фонд, "рычаг" не был сопряжен с большим риском. Как бы там ни было, то, что LTCM опирался на заемные деньги, прибавило ему авторитета (ибо он контролировал намного большие суммы). Хотя 5 млрд. долл. — это крохи по сравнению с объемом глобальных финансовых рынков, то, как LTCM распоряжался этими 5 млрд., делало его очень влиятельным игроком.

Это важно в связи со вторым серьезным моментом в деятельности LTCM — вложением средств в неликвидные рынки, а именно рынки с небольшим числом покупателей и продавцов. Финансовые гении из LTCM предположили (и правильно), что слишком трудно зарабатывать на больших, устоявшихся рынках (как, например, фондовый рынок США), где множество людей постоянно охотятся за малейшими преимуществами. Поэтому они предпочли рынки поменьше и активы поскромнее, как, например, датские закладные на недвижимость. Они применяли различные стратегии, но их ключевой подход по своей концепции был относительно прост. Они искали парные активы, чьи курсы традиционно колебались синхронно, и ждали, пока эти курсы по какой-либо причине временно разойдутся и акция одной компании станут дороже другой. Когда это происходило, LTCM скупал дешевые акции, продавая дорогие, таким образом играя на понижение. Как только курсы акций снова сближались, LTCM выходил из игры. Каждые торги, таким образом, приносили небольшую прибыль. Как выразился один из основателей LTCM, это было "подметание мелочи". Но благодаря тому, что LTCM применял огромные "рычаги", "уборка" оказалась генеральной.