Книга Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932-1934 - Макс Галло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже сейчас то, что стало известно, позволяет восстановить главные события дня. Известно, например, что Готфриду Рейнгольду Тревиранусу, бывшему министру в правительстве Брюннинга и генерала Шлейхера, лидеру той части нацистской партии, которая в 1929 году отказалась уступить требованиям Гитлера и Хугенберга, чудом удалось спастись от убийц. Эсэсовцы слишком поздно добрались до его дома. Они бросились за ним в теннисный клуб «Ванзее», но Тревиранус во время игры заметил четырех эсэсовцев, которые разговаривали у входа в клуб, и сразу же понял, что они явились за ним. Перепрыгнув через забор, он успел добежать до Грюневальда. Здесь его спрятал друг, и через несколько дней Тревиранус уехал в Англию.
Большинству же не оставалось никаких шансов на спасение. Грегора Штрассера сразу же бросили в тюрьму, вместе с другими штурмовиками. Арестованные штурмовики окружили бывшего лидера партии – его присутствие ободрило их. Разве может с ними случиться что-нибудь плохое, если сам Штрассер, живой и невредимый, находится среди них? Но в пять часов эсэсовец отводит Штрассера в одиночную камеру, в стене которой зияет огромная дыра. Вскоре после водворения в камеру Штрассер увидел в этой дыре человека, который целился в него из пистолета. Он пытался увернуться от выстрела, но не успел и был ранен. В камеру входят три эсэсовца, чтобы покончить с ним. Из раны Штрассера течет кровь, но он еще дышит. Говорят, что, когда Гейдриху сообщили об этом, он спросил: «Как, эта свинья еще не сдохла? Так пусть же истечет кровью». Так в застенках гестапо погиб один из первых нацистов, человек, которому Гитлер был обязан всем. Это был создатель партии, очень прозорливый человек, обладавший огромным политическим чутьем и отличавшийся кристальной честностью. Много раз Штрассер осуждал Гитлера, Гиммлера, Геринга и Геббельса – своего бывшего секретаря, которого он обучил всему и который в конце концов его предал. По официальной версии, Штрассер покончил жизнь самоубийством.
Часто жертвы сами шли навстречу смерти. Около четырех часов дня в ту субботу в отеле «Адлон» появился генерал фон Бредов, бывший сотрудник военного министерства и близкий друг генерала Шлейхера, изгнанный из министерства сразу же после его отставки. Люди, собравшиеся в отеле, – в основном чиновники министерств и дипломаты, – были поражены, увидев его здесь. До всех уже дошли слухи о смерти Шлейхера, и вот теперь Бредов явился в «Адлон», этот большой отель на Унтер-ден-Линден, кишащий агентами СС и гестапо. Другу, который спросил его, не слышал ли он о смерти Шлейхера, Бредов отвечает: «Удивляюсь, как эти свиньи еще не добрались до меня». Несколько человек подходят, чтобы пожать ему руку или посидеть с ним за одним столом – весьма мужественный поступок, поскольку всем известно, что официанты ресторана тоже работают на Гейдриха и Гиммлера.
Немного поколебавшись, один иностранный военный атташе приглашает Бредова к себе на обед, чтобы дать ему возможность несколько часов побыть в безопасности. Генерал Бредов с благодарностью пожимает ему руку.
– Благодарю вас, – отвечает он, – я сегодня утром очень рано ушел из дому и теперь, повидавшись с друзьями, хочу поскорее вернуться.
Собравшиеся напрасно пытаются убедить его не возвращаться домой, но Бредову уже все равно – его охватила апатия и отвращение к нацистам. «Они убили Шлейхера, – объясняет он друзьям, – единственного человека, который мог бы спасти Германию. Он был моим лучшим другом – теперь у меня никого не осталось».
Небрежно отсалютовав друзьям и оставив щедрые чаевые официанту, который уже собирался сообщить в гестапо о приходе Бредова, генерал покидает «Адлон» и идет по Унтер-ден-Линден, где царит обычное вечернее оживление. Больше уже никто не видел его живым. Вечером в его дом позвонили убийцы и открыли огонь.
Бредов был вторым генералом рейхсвера, которого убили в тот день. Однако в пять часов, когда Геринг выступал в Канцелярии перед представителями прессы, беспокойство, которое он и Гиммлер испытывали после гибели Шлейхера, уже улеглось. Зал Канцелярии забит иностранными корреспондентами, редакторами наиболее крупных немецких газет и политическими деятелями; им уже о многом известно, но они хотят знать больше.
В зале стоит удушающая жара, и Гизевиус отмечает, что атмосфера насыщена невыносимым напряжением. «Наконец появляется Геринг, одетый по всей форме, – пишет он, – и направляется к трибуне. Он поднимается на нее с очень важным видом. Сделав долгую, необыкновенно эффектную паузу, он наклоняется вперед и, опустив подбородок на руку, закатывает глаза, словно признания, которые он собирается сделать, ужасают его, – вероятно, он долго репетировал эту сцену перед зеркалом. После этого он начинает говорить скорбным голосом человека, привыкшего произносить траурные речи».
Геринг держится очень надменно. Официальное заявление будет передано представителям прессы завтра, сейчас он не имеет времени вдаваться в детали операции, которая еще продолжается и которую Гитлер поручил провести лично ему. «Многие недели мы просто наблюдали. Мы знали, что некоторые руководители СА заняли позицию очень далекую от целей и задач нашего движения, заботясь лишь о собственных интересах и амбициях и потакая своим извращенным вкусам». Геринг часто прерывает речь длительными паузами; он ходит взад и вперед по сцене, уперев руки в бока. «Нас больше всего возмущало то, – добавляет он, – что руководители СА мечтали о второй революции, которая якобы будет направлена против реакции. Но на самом деле она сами стали невольными союзниками этой самой реакции. Главным посредником между СА и реакционерами стал бывший канцлер рейха, генерал фон Шлейхер, который связал Рема с представителем одного из иностранных государств...»
Тут Геринг развернулся на 180 градусов и выполнил этот пируэт, даже не покачнувшись.
«Я использовал данные мне полномочия, чтобы нанести удар по этим негодяям».
Произнеся эту фразу, Геринг направляется к выходу из зала, собираясь уйти, но иностранные журналисты вскакивают со своих мест и засыпают его вопросами о судьбе генерала Шлейхера. Геринг останавливается, улыбается и поворачивается к аудитории.
«Да, – говорит он, – я знаю о том, что вы, журналисты, любите броские заголовки. Так послушайте же меня. Генерал фон Шлейхер составил заговор против нашей власти. Я велел арестовать его. Он оказал сопротивление при аресте – в этом-то и была его ошибка, поскольку теперь он мертв».
Геринг с удовольствием наблюдает эффект, который произвело на журналистов его заявление. Перед тем как покинуть зал, он останавливается, чтобы еще раз насладиться этим зрелищем. Офицер рейхсвера раздает текст коммюнике, составленного генералом фон Рейхенау. В нем выражена официальная точка зрения военного министерства, а следовательно, и всего рейхсвера.
Текст подтверждает, что Рейхенау и его шеф, Бломберг, одобряют все действия убийц из СС и гестапо, что факты нарушения законов и прерогатив Офицерского корпуса их не беспокоят. Шлейхер, самый популярный и уважаемый в армии генерал, оклеветан, а само его имя смешано с грязью. Решение Бломберга и Рейхенау скажется на судьбе рейха и его армии самым роковым образом.
Рейхенау, кадровый офицер, отмеченный многими наградами, носящий традиционный монокль и держащийся в своей ладно пригнанной военной форме так, словно он проглотил аршин, не постеснялся написать: «Генерала Шлейхера подозревали в участии в заговоре, организованном Ремом. Были посланы два эсэсовца, чтобы арестовать его, но он, к сожалению, оказал при аресте ожесточенное сопротивление, и им пришлось применить оружие. Стороны обменялись выстрелами, и генерал со своей женой, которая неожиданно появилась на месте схватки, были смертельно ранены».