Книга За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер

Вообще-то крупные фонды и правда обычно предпочитали поддерживать узкоспециализированные кампании, направленные против болезней, вокруг которых поднималось много шума. Вряд ли хоть один согласился бы просто из года в год оплачивать счета медицинского комплекса вроде “Занми Ласанте”. Для Канжи основным источником средств по-прежнему оставались частные пожертвования и иссякающий капитал Тома Уайта. Фармер тем не менее расширял свою программу борьбы со СПИДом в Гаити. Вскоре у него уже двести пятьдесят человек принимали антиретровирусные препараты. Здесь он действовал по тем же принципам, на которых строил противотуберкулезную программу “Занми Ласанте”: терапия под непосредственным наблюдением и ежемесячная материальная помощь. Первые результаты радовали – много историй о возвращении к нормальной жизни, о детях, не оставшихся сиротами. Но очередь умирающих росла день ото дня, а средств на покупку антиретровирусных лекарств было очень мало. Хотя женщина, с которой Фармер познакомился на Кубе, изо всех сил старалась ему помочь, в UNAIDS отклонили поданную им заявку, поскольку его программа лечения СПИДа не соответствовала “критериям устойчивости”. Это означало: препараты слишком дороги, чтобы жители Гаити в обозримом будущем смогли покупать их сами. Такой ответ Фармер получал повсюду, а когда он обращался к фармакологическим компаниям с просьбой о пожертвованиях лекарствами или хотя бы о скидках, ему советовали пойти в те самые агентства и фонды, что сочли его программу “неустойчивой” из-за дороговизны препаратов. Но пока что он выкручивался. Фонд Сороса, имевший отделение в Гаити, дал кое-какие деньги. Том Уайт сделал отдельное пожертвование. А еще ПВИЗ продали здание своей штаб-квартиры в Кембридже, и Фармер потратил основную часть прибыли на препараты для лечения СПИДа в Канжи.

Единомышленники в Гарвардской медицинской школе уже приютили у себя ПВИЗ и дали им второе имя – Программа по инфекционным заболеваниям и социальным переменам. Позже Бригем, не желая отставать, тоже создаст специальный отдел и очередной “псевдоним” для ПВИЗ – Отдел социальной медицины и борьбы с неравенством в здравоохранении. А пока Фармер уговорил медицинскую школу выделить помещения под штаб-квартиру для всего персонала организации, которого становилось все больше и больше. Им отвели места в паре старых кирпичных зданий на Хантингтон-авеню, тесных, но симпатичных внутри.

Приезжая туда, я всякий раз обнаруживал, что пвизовцы переехали в другие кабинеты, и вскоре потерял счет именам и лицам. Казалось, еще вчера типичным пвизовцем был волонтер, анализировавший эпидемиологические данные, а в перерывах искавший, например, потерянный багаж Пола. Когда поджимали сроки, ребята спали по очереди на диванчике в прежнем здании. Теперь же в штате работали профессиональные администраторы, программисты, составители заявок на гранты, не знавшие ни жаргона ПВИЗ, ни тем более обычаев. Офелия много лет была душой штаб-квартиры, каждый мог положиться на нее как на человека справедливого, чуткого и (как правило) уравновешенного. Теперь она занималась адаптацией новичков и пыталась “нормализовать”, по выражению Джима, рабочие процессы пвизовцев, чтобы они могли позволить себе заводить детей, иногда уходить домой в пять, брать отпуск.

Однажды, заглянув в кабинет нового сотрудника, я увидел на стене приклеенный скотчем плакатик: “Если Пол – образец, то мы – сила”. Однако внимательный наблюдатель мог заметить, что “мы – сила” написано на полоске бумаги, а если ее приподнять, откроется изначальная фраза: “Если Пол – образец, то нам…ец”. Дословная цитата из речей Джима, типичная для него обманчивая резкость высказывания. На самом деле это было предупреждение молодым пвизовцам, полагающим своей главной целью подражание Полу. Таких во все времена в организации было много, а Джим считал, что стремление быть как Пол говорит о неверной расстановке приоритетов. Главная цель пвизовца – облегчать чужие жизни, а не самосовершенствоваться. “Мы тут гонимся не за повышением собственной квалификации”, – любил повторять сам Пол. Кроме того, механическое подражание ничего бы не дало. Пол не учил пвизовцев, как распоряжаться своей жизнью, но наглядно демонстрировал, что с нерешаемыми на вид проблемами можно справиться. “Пол выработал методы, помогающие каждому из нас стать лучше, он нарисовал атлас дорог, ведущих к достойной жизни, по которым мы можем следовать, не копируя каждый его шаг. Он дает нам образец того, что нужно делать, но не того, как нужно это делать. Давайте восхищаться им, давайте устраивать так, чтобы люди вдохновлялись его примером. Но не надо заявлять, будто каждый может или должен стать таким, как он, – сказал мне Джим, разъясняя цитату на плакате. И добавил: – А то, если бедным придется ждать медицинской помощи, пока им на выручку не явится толпа двойников Пола, им…ец”.

С этим Фармер не спорил. Однажды он при мне распереживался из-за письма одного студента. Тот писал, что верит в его идеи, но сам, пожалуй, не потянет делать то же, что делает Фармер. “Я же не говорил, что ты должен все делать, как я! – вслух обратился он к экрану компьютера. – Я только сказал, что определенные вещи должны быть сделаны”. Затем он сочинил тактичный ответ.

И все же перемены не целиком захватили ПВИЗ. Кое-что из прежних особенностей сохранилось. Раньше Фармер возвращался из Гаити, являлся в однокомнатный офис, и не успевала Офелия оглянуться, как пол уже ровным слоем покрывали открытые чемоданы и вываливающееся из них содержимое, а сотрудники разбегались в разные стороны выполнять задания для следующего проекта. И вот он уже снова уехал, а она смотрит на Джима и спрашивает: “Это что сейчас было?” Пол и по сей день устраивал, как говорила Офелия, “маленькие ураганы”. Однажды я пришел в новые помещения ПВИЗ через несколько часов после его отъезда. Джим смеялся и качал головой. Только что он заглянул к дамам, которые теперь пытались организовывать график, путешествия и корреспонденцию Пола, и застал их в слезах. Не потому, что Пол с ними грубо обошелся. По словам Офелии, он никогда не хамит, и мой личный опыт это подтверждает. Женщин просто настигла нервная разрядка, или, как выразился Джим, “декомпрессия после Пола”.

Сохранилась в ПВИЗ и прежняя экономия. Организация до сих пор использовала лишь пять процентов пожертвований на собственные нужды, а все остальное уходило на обслуживание больных. Через несколько месяцев после получения гранта Фармер направил своим сотрудникам открытое письмо, в котором выражал опасение, как бы “Партнеры” не сбились с нравственного пути, помимо прочего потому, что некоторые хотят оплаты сверхурочных. “Работа на благо бедным не бывает сверхурочной, – писал он. – Мы лишь судорожно пытаемся наверстать упущенное”. В принципе Офелия с этим соглашалась и не допустила бы, чтобы правила других учреждений связали ПВИЗ по рукам и ногам. Однако на известные компромиссы она шла, поскольку связи ПВИЗ с другими учреждениями давали возможность лечить больше больных. Формальная связь с Гарвардом обязывала их оплачивать сверхурочные часы некоторым служащим с наиболее низкой зарплатой. Офелия, в чьем ведении находились подобные вопросы, данному правилу следовала. Просто не говорила об этом Полу.

Когда я впервые посетил бостонскую штаб квартиру ПВИЗ в конце 1999 года, там работало человек двадцать. Теперь их было пятьдесят, и еще десять в Роксбери. В Гаити уже насчитывалось около четырехсот сотрудников, в Перу около ста двадцати, да еще предстояло “унаследовать” пятнадцать служащих в России, поскольку ПВИЗ, вдобавок ко всему прочему, обзавелись сибирским филиалом.