Книга Палач - Виктор Вальд

– Здесь, – раздался голос Гудо, стоявшего позади всех.

– Сколько у нас в тюрьме бездельников?

– Трое должников, двое нарушителей городского устава и двое бродяг. Но они добровольно там. Делают всякую порученную работу. Все же теплее, чем на улице. А питаются милостыней.

– Ты, палач, поговори с ними. Построже. Незачем им бездельничать. Кому долги спишем, кому пива поднесем и немного каши. А если что, то и в зубы дай. Для большего понимания…

– Верно, – поддакнул судья Перкель. – И я их припугну.

– Вот-вот. Все думайте, как быть, – сурово велел бюргермейстер.

– А давайте конную стражу пошлем по дорогам. Людей всяких много шатается. Может, согласятся, – задумчиво предложил Патрик.

– И такие подойдут, – согласился Венцель Марцел. Потом скривился и добавил:

– Согласятся, не согласятся. Воли много. При баронах так себя не вели. А то город – община вольных… Нужно подумать об изменениях в городском уставе. Иначе всякий селянин, прибывший откуда угодно и проживший у нас год и еще один день, легко становится свободным жителем имперского Витинбурга.

– Такое положение записано в уставах всех вольных городов, – напомнил бюргермейстеру судья Перкель. – Чем больше горожан, тем крепче город. Ведь каждый бюргер обязан с оружием в руках встать на его защиту.

– Да, все это так. Только кто землю рыть будет? – Венцель Марцел сердито фыркнул и, не попрощавшись, стал спускаться с холма в сторону городских ворот.

– Если бы половина жителей вышла копать, можно было бы закончить все земляные работы за пять-шесть недель, – мечтательно произнес Патрик и посмотрел вслед палачу, который шел к каменной кладке.

Патрик поспешил за ним. Может, он что-нибудь придумает.

* * *

Венцель Марцел не слышал ни единого слова, произнесенного в зале городского совета. Да и что их слушать? Лучше бы взяли в руки кирки и лопаты и отправились землю копать. Сколько же их?

Он привстал со своего бюргермейстерского кресла и стал пальцем пересчитывать тех, кто в это утро был, согласно своим обязанностям, в зале совета.

Что за дурацкие правила – три раза в неделю собирать совет! Кроме того, приходится и в другие дни держать людей на случай скорого рассмотрения всяких неожиданных происшествий и, не приведи Господь, бед.

Насчитав двадцать двух здоровых мужчин, Венцель Марцел опечаленно сел на место. Сколько бы они могли вырыть земли! Но эти представители цехов, купечества, содержатели домов и городские служащие никогда не возьмутся в душевном порыве за нужный городу труд. Они сразу же потребуют оплаты.

А где ее взять?

Венцель Марцел, конечно, лукавил. В его распоряжении были уже значительные денежные средства. Но, помня перенесенную тяжелую болезнь, вызванную безденежьем, он каждую монетку отдавал, как каплю собственной крови.

И все же бюргермейстер понимал, что наступит тот час, когда он выложит золото и серебро, данное ганзейцами, местными купцами и менялами, а также некоторыми богачами. И этот час близился. Вот-вот он отдаст все, чтобы не рухнула его великая затея и он не стал посмешищем всего города. Тогда Венцелю Марцелу никогда не быть бюргермейстером и даже уважаемым бюргером. А за это он готов был даже заложить свой дом, повозку, лошадей – все, что у него есть. О! Не приведи Господь!

Все присутствующие в зале увидели направленный на каждого из них бюргермейстерский палец. Большинство пожало плечами, предвкушая, как эту выходку Венцеля Марцела будут вечером обсуждать за кружкой пива с друзьями, а ночью с женами. Но были и такие, что покраснели, чувствуя за собой мелкие и не такие уж мелкие прегрешения. Но после этого никто уже не стал ни высказываться по прошлым вопросам, ни поднимать новых. А так как обсуждать было больше нечего и некому, совет откланялся впавшему в задумчивость бюргермейстеру и удалился по своим более важным делам.

Венцель Марцел еще долго сидел в своем бюргермейстерском кресле, склонив голову на правую ладонь. Он бы просидел и дольше, но тихо подошедший городской писец опустил ему на плечо руку.

Бюргермейстер хмуро посмотрел на здоровенного писца-бездельника (тот, разумеется, не рыл землю) и устало спросил:

– Что еще?

– Вашу милость просит принять чужеземец.

– Какой чужеземец?

Писец пожал плечами.

– Он говорит, что у него важнейшее дело.

Венцель Марцел устало кивнул.

– Проведи в мою комнату.

– Он уже там…

«С чего бы это писец провел незнакомого человека в мою комнату? Видно, уже погрел свои руки дарами», – неприязненно подумал бюргермейстер, нехотя встал и пошагал в дальний конец Ратуши.

В комнате его приветствовал высокий старик с совершенно седыми длинными волосами и бородой. Лицо его было в строгих морщинах, а через всю правую щеку тянулся глубокий шрам. Несмотря на все еще прохладные весенние дни, одет он был в подобие сутаны священника, только белого цвета. Правда, от времени и долгой дороги она уже стала серой. На ногах старика были поношенные пулены, тоже когда-то белого цвета. У его ног лежали увесистый дубовый посох и большая кожаная сумка на длинном ремне.

– Меня зовут Доминик. Я послан братьями и сестрами Христа. Их путь лежит через ваш город, достойный Венцель Марцел.

Старик говорил на вполне понятном северогерманском наречии, но в его произношении угадывалась принадлежность либо к итальянцам, либо к южным французам. Такой распев Венцель Марцел уже слышал, когда по делам был в портовых балтийских городах, куда приплывали купцы со всех стран Европы.

– И что это за братья и сестры? – присаживаясь на скамью, спросил бюргермейстер.

Старик так и остался стоять перед ним.

– Это истинные христиане, ежедневно приносящие покаяние во славу служения Господу Богу.

– Что за покаяние?

– Братья и сестры каются и принимают муки телесные, умерщвляя плоть на глазах других людей во искупление собственных грехов и грехов тех, кто присутствует при этом. Мы – братья и сестры Христа!

– Если я правильно понимаю, то в булле Римского Папы Климента вы названы флагеллантами[49], точнее сектой флагеллантов.

– Бог возвеличил флагеллантов и оттолкнул от себя Папу. Другого спасения души не существует, как только путем нового крещения крови, а именно одним средством – сечением и бичеванием.

– Так, так, так – протяжно произнес Венцель Марцел и надолго замолчал.

Конечно же, бюргермейстер не мог не знать о существовании этих религиозных фанатиков и всего того, что было связано с ними.