Книга Грани воды - Элизабет Джордж

– Мы хотим вымыть тебе голову, Силла. Ты разрешишь нам это сделать? Только голову, моя хорошая. Это не больно, даю слово.

Говоря это, Кейт поглаживала Силлу по спине. То ли ее мягкий голос, то ли нежное и теплое прикосновение немного успокоили девушку. В конце концов она разрешила подвести ее к мойке. Кейт продолжала ласковые уговоры и поглаживание – Дженн решила, что мать обращается с Силлой почти как с домашним животным, – а Энни тем временем вымыла девушке волосы.

Теперь надо было ее выкупать, но в жилом автоприцепе имелся только душ, и было достаточно ясно, что Силла не сможет встать под него и сама вымыться. Надо было, чтобы кто-то зашел в кабинку вместе с ней после того, как ногу ей спрячут в пластиковый мешок. Когда Энни вздохнула и неохотно согласилась это сделать, Дженн мгновенно представила себе, что может случиться. Она подумала о том, что Энни к ней пристанет. Энни окажется наедине с бедняжкой, которая даже говорить не может. И, не задумываясь, она выкрикнула:

– Нет!

Энни пристально посмотрела на нее.

– Ой, да брось ты! Ни в жизнь. Ты зря так думаешь.

Кейт Макдэниелс пристально посмотрела на Дженн и Энни. Ее брови снова нахмурились. Дженн догадалась, что мать пытается понять, в чем дело, – и в этом не было ничего странного. Однако она ни в коем случае не желала объяснять маме, что означает ее выходка. Она сказала:

– Я просто подумала… – и не придумала ничего лучше, чем: – Как ты сможешь завести ее в душ без моей мамы?

Энни сказала:

– Ну, придется как-то, так ведь? В ванную комнату едва два человека влезут, а уж три – никак. Так что если ты не желаешь вымыть ее сама…

Последнюю фразу она особо подчеркнула.

Дженн почувствовала, как загорелось у нее лицо. Она пожала плечами и ничего не ответила.

Когда Энни увела Силлу в ванную, Кейт Макдэниелс негромко спросила:

– Дженн, что-то случилось?..

Чтобы избежать ответа, которого Дженн совершенно не хотелось давать, она вышла из домика на крыльцо, где ее папа и мальчишки выставили чемодан девушки. Сгнившие фрукты испортили одежду практически полностью: внутри все вещи либо провоняли гнилью, либо покрылись пятнами. Она прошла в дом и занялась поисками. Ее собственная одежда Силле была бы мала, как и вещи ее матери. Однако в вещах отца она отыскала поношенную рубашку из секонд-хенда и выношенные джинсы и отнесла их в домик. Отец и мальчишки потащились за ней, чтобы посмотреть на развитие событий.

Брюс нес белье, подушки и одеяло. Пети и Энди несли по банке консервированного томатного супа с рисом. Как только они все выжидающе встали у порога, из ванной вышли Энни и Силла. Все ахнули – а потом наступила тишина.

Принесенная Дженн одежка не понадобилась: Энни Тэйлор одела девушку в свой костюм для йоги. Однако изумленное аханье и молчание вызвала не одежда. Дело было в самой Силле.

Девушка оказалась красавицей. Более белой кожи Дженн никогда в жизни не видела – казалось, она не была на солнце даже пяти минут. А еще у нее оказались темнющие глаза, а волосы были такими черными, что почти отливали синевой. Вещи Энни оказались Силле велики: вид у нее был такой, словно она нормально не ела уже несколько недель. Но даже в бесформенно свисавшей одежде она вызвала бы ДТП, если бы прошлась по улице.

– Да… – протянул Брюс Макдэниелс.

– Господь Вседержитель! – согласилась Кейт.

Никто ничего к этому прибавить не мог – но это не имело значения, потому что в этот момент в дверь постучали. Энни открыла Дэйву Мэтисону. Помощник шерифа острова держал в руке блокнот, а в нагрудном кармане у него была цифровая камера.

– Ронда сказала, что у вас тут было происшествие, – сказал он в качестве приветствия. – Насколько я понимаю, это и есть та молодая особа.

Часть 7. «Что душеньке угодно»

Глава 35

Деррик сидел у себя в спальне в новом кожаном кресле, которое купила ему мама, – в том самом, заменившем древний бобовый пуф. Он швырял скомканные листы бумаги в новую мусорную корзинку, стоящую под новым письменным столом, и старался разбудить в себе чувство благодарности. Его мама все сделала правильно, начиная с того, что предприняла все возможные меры, чтобы подготовить его к взрослости, и кончая изменением его комнаты с мальчишеской на мужскую как раз в тот момент, когда он страдал от глубокого уныния.

И тем не менее он обходился с ней по-свински из-за того, что она выбросила тот пуф. Он был угрюм и замкнут. После того как письма к Риджойс оказались выброшенными, он словно стал другим человеком. Ему не хотелось так вести себя по отношению к ней, но он не знал, как снова стать тем Дерриком, которым был прежде.

Он поерзал в кресле. Он достал одну из тетрадок и открыл ее на чистом листе. На самом верху он написал: «Дорогая Риджойс», как делал за последние восемь лет уже так много раз. А потом он просто уставился на имя сестры, пытаясь понять, что он, к черту, делает.

Кого он пытается обмануть? Кого он и до того пытался обманывать? Его сестра не прочла ни единого его письма – и никогда не прочтет. Даже если бы он вдруг отправит их ей, сумеет ли она их прочитать? Умеет ли она читать вообще? Обучали ли ее? Господи, да ведь он даже не знает, где она находится! Ее могли взять приемные родители, как взяли его самого – у него нет возможности это узнать. Да откуда ему знать: может, она вообще уже умерла!

Он вырвал листок из тетради, скомкал его и швырнул к остальным, которыми метил в мусорную корзину.

К нему в дверь постучали. Голос отца спросил:

– Деррик! Можно к тебе?

Деррик ответил «конечно», и его отец вошел к нему в комнату. На нем все еще был мундир шерифского отделения. В одной руке он держал головной убор, а в другой – пластиковый пакет для покупок. Деррик решил, что он, наверное, как раз вернулся с работы. Он посмотрел на часы, стоявшие у него на прикроватном столике. Скоро ужин.

Дэйв Мэтисон сказал:

– Кажется, это твои, – и открыл принесенный пакет.

Из него он извлек две пачки, перетянутые резинкой.

Деррик сразу понял, что это. Ему показалось, что он покрылся льдом с макушки до пяток. «Риджойс» было написано на пачке – как и на каждом конверте, которые были под резинкой.

Деррик стал ожидать самого страшного. Ведь что может отец сказать приемному сыну, который бросил в Уганде свою единственную сестру, а потом восемь лет писал ей ненастоящие письма?

– Я их не читал, – сообщил Дэйв Мэтисон. Он положил письма Деррику на колени и присел на край новенькой кровати. – Но они ведь твои, так?

– Откуда они у тебя? – с трудом выдавил из себя Деррик.

– Их сегодня утром занес к нам в отделение один художник из Каупевилла. Оказалось, он регулярно является туда, куда свозят мусор. Он создает инсталляции из найденных вещей.