Книга Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 - Армстронг Джон

«Дорогие товарищи! [Письмо написано бывшим коллегам по работе на заводе, который был эвакуирован на советскую территорию.]

Прошлой зимой я вызвал вас на соревнование. Мы договорились, что каждый должен работать с большей отдачей на своем месте. Теперь, по прошествии трех месяцев, я готов отчитаться. Что нам удалось сделать на вражеской территории? Не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь, что взятые обязательства выполнены. Комиссар нашего отряда и я получили ордена Красного Знамени. Остальные партизаны тоже получили награды. Теперь нам предстоит еще лучше сражаться с врагом. Призываю вас, своих товарищей, работать еще лучше. И пусть я буду получать от вас только хорошие известия».

Такие письма, безусловно, являлись пропагандистскими и вовсе не выражали подлинного настроения авторов; тем не менее они, по всей видимости, способствовали укреплению убежденности самих партизан в том, что их заслуги являются героическими и заслуживают признания.

В плане материального вознаграждения положение было довольно расплывчатым, хотя на первый взгляд оно может показаться вполне щедрым. Номинально служба в партизанах приравнивалась к службе в Красной армии, с использованием соответствующих воинских званий, оплаты и положенных привилегий. Командирам бригад часто присваивали звания полковников, всем остальным воинские звания за заслуги в партизанском движении присваивались сравнительно редко. Решение вопроса с оплатой было отложено до прекращения военных действий. Предоставление отпусков и отвод на отдых за линию фронта существовали для партизан лишь теоретически; ни того ни другого никогда не происходило.

В целом на вознаграждение за заслуги следовало рассчитывать лишь в будущем. Для большинства рядовых партизан конечный результат оказался полным разочарованием. Во время крупного советского наступления 1944 года немецкая агентура сообщала, что партизанские отряды, переданные в состав Красной армии, вместо ожидаемого признания своих заслуг и привилегированного положения получили лишь короткие отпуска, а затем были брошены на передовую.

Учитывая крайнюю подозрительность советского режима и разнородность состава партизанских отрядов, вполне вероятно, что даже заслуженные партизаны после возвращения на советскую территорию могли считать, что им повезло, если им удавалось избежать перевода в армейские штрафные батальоны. Вероятно, лишь занимавшие командные посты партийные работники выиграли от службы в партизанах. Те партизаны, кому посчастливилось уцелеть, пройдя сквозь сито политических чисток и неприязнь в частях регулярной армии, в лучшем случае могли позволить себе скромно существовать в лучах славы, которую продолжали приписывать партизанскому движению советские газеты, журналы и публикуемые мемуары выдающихся командиров.

3. Инертность

В отличие от регулярной армии партизанские силы не призваны одержать победу в войне, а должны лишь вносить свой вклад в достижение ее. На вопрос о том, сколь весом должен быть этот вклад, трудно дать однозначный ответ, даже говоря о таком строго контролируемом партизанском движении, каким оно было в Советском Союзе. Рядовой партизан не ставит себе целью пасть смертью героя, а более склонен выжить. Оказавшись на службе, которая, по определению, является опасной, он вынужден постоянно прилагать усилия к уменьшению риска. Подобный постулат справедлив и для всего партизанского движения. В качестве института оно направляет усилия на собственное сохранение, а отнюдь не на саморазрушение. Такая позиция является стойкой и последовательной. В лучшем случае она способствует уменьшению военного потенциала партизан, а в худшем – приводит к полному бессилию партизанского движения.

Разлагающее влияние таких сил было главной причиной провала партизанского движения в 1941 году. Во многих партизанских отрядах люди просто решили, что сопротивление невозможно, и эти отряды распадались. Сохранившимся отрядам удалось уцелеть в первую очередь благодаря тому, что основной целью себе они поставили личную и групповую безопасность. В написанных после войны мемуарах секретарь обкома, тесно связанный в 1941 году с партизанским движением, описывает один из партизанских отрядов как «пристанище для группы людей, которые лишь защищались от врага». «Другой отряд, – пишет он, – распался на две группы: те, кто готовился воевать постоянно, и те, кто стремился воевать лишь потому, что искал приключений». Командиры, по его словам, не преследовали какой-то одной цели, а искали «середины», что приводило к пассивности[164]. Описанное им положение характеризовало проявлявшийся повсеместно феномен. Отряды, пережившие первый шок после того, как оказались на оккупированной территории, оценив ситуацию и обнаружив, что им не грозит немедленное уничтожение, стали пересматривать свои цели так, как им это было выгодно. В процессе этого возникло убеждение, что, просто сохраняя себя, они уже тем самым проявляют героизм, а потому им следует затаиться и готовиться к серьезным действиям против противника в отдаленном будущем или приберечь свой потенциал до возвращения Советской армии.

Весной 1942 года вмешательство советского командования путем направления офицеров кадровой армии и установления строгого контроля над партизанскими отрядами вдохнуло новую жизнь в партизанское движение. Этот процесс продолжался до начала лета 1944 года. Одной из наиболее примечательных особенностей периода 1942–1944 годов стало стремление к концентрации партизанских сил. Численность отрядов возросла до 2000 и более человек. Кроме того, отряды больше не перемещались свободно по оккупированной территории, а стремились сконцентрировать свои силы путем создания крупных партизанских центров. Этот процесс достиг своего наивысшего развития в Белоруссии, где появилось более десятка таких центров. В одном из них, к северу от Полоцка, было собрано 15 000 человек; в другом, вдоль реки Ушача между Полоцком и Лепелем, было 12 000 человек; еще один находился в болотах по течению реки Березины между Лепелем и Борисовом; и еще 8000, 9000 и 14 000 человек находились в трех центрах под Минском, Сенно и Витебском. К 1943 году по меньшей мере три четверти личного состава всего партизанского движения было сконцентрировано в таких центрах.

Создание таких центров диктовалось главным образом тактическими соображениями и условиями местности; но, пожалуй, не стоит забывать и о том, что они в определенной степени стали отражением процесса застоя партизанского движения, возникшего в результате стремления отрядов и отдельно взятых партизан обезопасить себя. В военном отношении крупные центры не оправдали усилий, предпринятых для их создания и сохранения. Они якобы препятствовали проникновению противника на большие пространства, но на самом деле большинство из них возникло в тех районах, которые немецкие войска обошли, и они, по существу, не были оккупированы. Центры служили постоянными базами, откуда небольшие отряды можно было направлять на разрушение немецких линий коммуникаций, но это представляло собой крайне неэффективное использование личного состава. Каждый раз из десяти – пятнадцати тысяч человек могли эффективно использоваться лишь около 10 процентов. На первый взгляд эти центры были местами сосредоточения крупных сил, но они являлись лишь небольшими островками (уместным будет сравнение с положением японцев на Тихом океане). При отсутствии мобильности они не представляли собой ударной силы, и один центр не был способен собрать свои силы для оказания поддержки другому в случае нападения на него. Столкнувшись с решительными действиями противника, центр мог избежать полного уничтожения лишь путем самороспуска, позволяя своим силам рассредоточиться мелкими группами.