Книга Жизнь русского обывателя. От дворца до острога - Леонид Беловинский

Танцевальные вечера были менее многолюдны, менее чинны и назначались чаще, именно как развлечение для молодежи. После них обычно был не ужин, а званый чай, который был также намного проще и интимнее торжественного ужина. Что же до раута, или суаре, то при всем своем громком названии это был обычный вечерний съезд гостей к кому-либо из знакомых. С началом сезона каждое семейство (в своем кругу) назначало определенный день недели, когда знакомые могли приезжать без специального приглашения. Поскольку дней в неделе немного, а круг общих знакомых широк, то иной прыткий светский молодой мотылек мог за вечер побывать в нескольких домах. Гости собирались в гостиных дружескими кружками, старички играли в карты и рассуждали о политике, дамы перемывали косточки отсутствующим знакомым (о! очень тонко! Сплетни – это в высшей степени моветон!), молодежь флиртовала, в меру талантов музицировала, иногда даже немного танцевала. Чай подавался прямо в гостиных, благо в приличном доме их было несколько.

Разумеется, на балах и званых вечерах танцевали далеко не все. Почтенные старички и старушки рассаживались в многочисленных гостиных за ломберными столами, которые в потребном количестве хранились в доме в сложенном виде под подоконниками; перед приемом лакеи расставляли столы, стулья и подсвечники, клали нераспечатанные колоды карт, мелки для записи хода сложных коммерческих игр и щеточки для стирания старых записей. Искусство хозяев заключалось в том, чтобы подобрать за столы играющих в соответствии с их положением в обществе: «В кабинете хозяина, – писал Жихарев о бале у откупщика Бородина, – кипела чертовская игра: на двух больших круглых столах играли в банк. От роду не видывал столько золота и ассигнаций. На одном столе метали князь Шаховской, Киселев, Чертков и Рахманов попеременно; на другом – братья Дурновы, Михель и Раевский; понтировало много известных людей. Какой-то Колычев проиграл около пяти тысяч рублей, очень хладнокровно вынул деньги, заплатил и отошел как ни в чем не бывало» (66; I, 47).

Умение хорошо играть в разнообразнейшие азартные, коммерческие и домашние карточные игры было неотъемлемым свойством светского человека. Хотя русские императрицы XVIII в. и императоры XIX в. не были завзятыми картежниками, Екатерина II, допустившая карты в придворном обиходе, сделала это лишь для того, чтобы доставлять вечерами развлечение своим придворным и иностранным дипломатам – обычным участникам дворцовых приемов либо даже с дипломатическими целями. За картами, в неофициальной обстановке, можно было вести переговоры на щекотливые темы, слишком опасные для официальных бесед. Недолюбливали карточные игры Александр I (он не любил картежников и мог задержать производство в чин офицера, слишком увлекающегося игрой) и Николай I, а Павел I, кажется, не играл вовсе. При дворе всегда велась колоссальная игра – из рук в руки переходили груды золота и пригоршни бриллиантов и жемчугов; примечательно, что именно для нужд двора в небольшом количестве даже чеканились золотые монеты крупного достоинства. В свете же игра иной раз приобретала характер повальной эпидемии: так было в период Наполеоновских войн и во второй четверти XIX в.

С. П. Жихарев писал в 1807 г.: «С пробуждением воинственного духа… появились и азартные игры в таких огромных размерах, каких также не запомнят старики. Все прежние любимые увеселения, как то: собрания, балы, спектакли и разного рода охоты – предоставлены теперь мелкой сошке, а богачи пустились искать ощущений сильнейших за карточными столами. Банк во всем разгаре: проигрывают и выигрывают неимоверные суммы. Нечто подобное начиналось уже в запрошлом году, и мне очень памятны эти физиономии банкометов, тощие и страдальческие, физиономии, которые я не желал бы встречать часто в жизни; эти дрожащие руки, закрывающие карты принадлежащей им стороны и после медленно вскрывающие с таким трепетом, как будто бы вскрывали они роковой жребий свой на жизнь или смерть… страшно смотреть» (66; II, 113–114). Жихарев рассказывает историю удивительного проигрыша, а затем выигрыша печально знаменитого своими жестокими крепостническими похождениями Л. Д. Измайлова: «Он понтировал у князя У**, державшего огромный банк вместе с князем Ш** и многими другими дольщиками». На первую попавшуюся карту Измайлов поставил 50 тыс. руб., и его карта была убита; затем он проиграл еще дважды по 50 тыс., и наконец, поставил ва-банк и вновь проиграл. «Ух!» – вскрикнул банкомет. «Ух!» – повторили его товарищи. «Ух!» – возгласила свита Измайлова, но сам он, не изменившись в лице и не смутившись нимало, отошел от стола, взял шляпу, поклонился хозяевам и примолвил: «До завтра, господа: утро вечера мудренее», вышел вон из залы гораздо бодрее, нежели вошел в нее». На другой день Измайлов, войдя в игру, поставил на две карты 75 тыс. руб. и выиграл. После нескольких выигрышей и проигрышей, когда уже решено было поставить на карту главное владение Измайлова, знаменитое село Дедново на Оке, он отквитался, и банкометы сочли за благо прекратить игру. «Наша Белокаменная, – пишет Жихарев, – держится старинного своего правила: делу время и потехе час. И милиция, и карточная игра идут своим чередом. Только не чересчур ли, родная, распотешилась? В прошедшем месяце писали и нынче приезжие рассказывают, что в Москве от множества съехавшихся со всех концов России помещиков появился такой прилив денег, что не знают, куда их девать…» (66; II, 174–177).

Карточные игры разделялись на азартные (банк, фараон, баккара, железка и т. д.), коммерческие (вист, винт, бостон и др.) и домашние (стуколка, мушка, горка, дурачки и пр.); разновидностей их было огромное количество. Азартные игры, в которых главное было – везение, судьба (например, банк, фараон, шмен де фер), законом преследовались особенно строго. Поэтому обычно в азартные игры играли не в гостиных, а в кабинете хозяина, куда дамы не появлялись. Для предупреждения шулерства банкомет и понтеры каждый пользовались своей колодой карт, а после прометки каждой талии карты сбрасывались под стол и вскрывались новые колоды, так что расход на карты был значительным. Банкомет, «державший банк», то есть выставлявший на кон определенную сумму, «метал» карты понтерам – налево и направо, понтеры же, выбрав из своей колоды некую карту и поставив на нее названную сумму, клали ее рубашкой вверх; если намеченная карта выпадала налево от банкомета, выигрывал понтер; при выпадении карты направо банк срывал банкомет. Ставки могли быть чрезвычайно высокими, вплоть до максимальной «ва-банк». Их можно было удваивать и учетверять, загибая углы поставленной на кон карты. Расчет же делался на удачу или на шулерское искусство. Проигрывались целые состояния. Разумеется, атмосфера в такой игре царила самая напряженная, посторонних разговоров не велось, и слышались только отрывистые восклицания игроков. Женщины, за редкими исключениями, в азартные игры не играли, и за игорным столом царила чисто мужская атмосфера.

Коммерческие игры, напротив, требовали спокойствия, сосредоточенности, хладнокровия, расчета и тонкого умения вести сложную игру; ставки здесь были небольшими, но проигрыши могли быть крупными. Ввиду сложности игр, требовавших расчета ходов, приходилось записывать ходы на зеленом сукне ломберных столов заранее приготовленными, заточенными и обернутыми в бумажки мелками; по окончании роббера записи стирались маленькими круглыми щеточками. Играли в эти игры преимущественно немолодые, почтенные люди, нередко пожилые. Во время коммерческих игр можно было вести спокойные, светские разговоры, не теряя, однако, нити игры. Но это было и несложно, поскольку правила светского приличия требовали необременительных для ума бесед на легкие, доступные даже дамам темы. Ставки были небольшими, но игры – длительными, так что проигрыш мог достигать рублей двадцати пяти и даже пятидесяти.