Книга В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Андрей Окулов

— Дурак!

Вбежавший в комнату отец примерно наказал… Бориса!

— Денщик находится у меня в подчинении и не может тебе ответить! Поэтому ты не имеешь никакого права его оскорблять.

Революция и Гражданская война застала Бориса во Владикавказском кадетском корпусе. Молодым кадетам не советовали появляться на юродских окраинах: участились случаи нападения и убийства кадетов большевистскими элементами. К городу приближался фронт.

— Мы жили на Офицерской улице. Называлась она так потому, что рядом находились казармы Апшеронского полка и жили здесь только семьи офицеров. На окраинах уже слышалась стрельба. Немногочисленные защитники Владикавказа выбили несколько кирпичей из городской стены, поставили пулемет. Но силы были неравны. Вечер. Вдоль по Офицерской улице идут два офицера с карабинами за плечами. Один — в кожаной куртке, которые носили летчики и автомобилисты. Потом большевики раздали запасы этих курток, оставшиеся на складах, чекистам, и они стали главным признаком карательных органов нового режима. Офицеры стучали в каждое окно:

— Господа, выходите! Нам нужна помощь, мы долго не продержимся. Ведь вы же офицеры!

— И со всей Офицерской улицы не вышел ни один человек. Это въелось в мою память навсегда, как символ Гражданской войны. Большевики никогда не пользовались поддержкой большинства населения России. Они пользовались другим: пассивностью этого населения, желанием отсидеться, посмотреть, «чья возьмет». Наверное, вошедшие в город красные не стали церемониться с обитателями Офицерской улицы. Но мне их не очень жалко — сами виноваты…

Семьдесят процентов офицеров Российской армии, которых всю жизнь учили, что «армия вне политики», пошли служить красным. Потому что их призвали. В Красной армии их называли «военспецы». В 1937–1938 гг. большинство из них расстрелял Сталин. Белые же ставили на добровольцев, они взывали к совести. Провести настоящую мобилизацию удалось только Врангелю в Крыму, когда уже было поздно.

Белых выбили из города. Кадетский корпус — мальчишки и пожилые преподаватели — вместе ушли в Грузию.

— Мы шли по Военно-Грузинской дороге, все в пыли. Вдруг услышали, как кто-то кричит: «Брюно!» К нам с братом подъехал всадник и передал письмо. Это была весточка от нашего родственника! Он писал, что собрал отряд и собирается партизанить в трах. «Большевики долго не продержатся. Посыльный проведет вас с братом ко мне. В отряде вы пробудете до конца войны, а потом вместе вернемся домой». Мы обрадовались. Побежали к начальнику корпуса и показали ему письмо. Старик прочел его, вздохнул и сказал: «“Это” быстро не кончится. “Это” продлится не год, не два и не десять. Поэтому как ваш начальник я никуда вас не отпускаю…»

Мы заплакали: у нас отобрали приключение! Потом я был благодарен старому, мудрому офицеру, который спас нам жизнь. Сколько еще партизанил на Кавказе наш родственник и как он погиб, я не знаю…

Кадетский корпус пересек границу Грузии, не так давно объявившей о своей независимости. Грузинские солдаты в желтых куртках относились к ним с презрением: ведь белые стояли за единую и неделимую Россию. Есть было нечего. В одной деревне они увидели человека, который сидел на скамейке и грыз семечки. Маленькие кадеты стаей подлетели к нему и начали выбирать из шелухи то, что могло показаться съедобным. Он засмеялся и начал сыпать семечки себе под ноги: «Поклюйте, воробушки!»

На ночлег кадетов в дома не пускали, каждый ночевал там, где мог. Борис нашел заброшенный сарай. Там было теплее, чем на улице, но стояла страшная вонь. Выбора не было. Утром он проснулся и увидел, что спал возле туши дохлой лошади.

Из порта Поти кадетский корпус эвакуировался в Крым, но оттуда белые уже собирались уходить. Вторая эвакуация.

Уходящий берег Крыма

Я запомнил навсегда.

Я с кормы, все время — мимо,

В своего стрелял коня…

Борис Степанович рассказывал, что это — не легенда. Кони за кораблями действительно плыли…

Королевство сербов, хорватов и словенцев, которое позже стало Югославией. Король Александр воспитывался в России и высоко ценил славянское единство. Эта страна после Гражданской войны приняла тысячи русских эмигрантов. Приняла она и семью Бориса Степановича.

Борис Степанович продолжил обучение в кадетском корпусе в Сараеве. Сначала корпусов было три, но потом, из-за недостатка детей эмигрантов соответствующего возраста, их объединили в один — Сараевский. Язык дети учат быстро: Борис Степанович до конца жизни говорил но-сербскохорватски так же хорошо, как и по-русски.

— Кадетский корпус. Мальчишки есть мальчишки — хулиганить любили. Кто-то подарил нам барашка, так он при корпусе и рос. Мы научили его нехитрому трюку: как только кто-нибудь нагибался у него на виду, баран разбегался и бил его рогами в задницу. Кадеты веселились. Всем досталось, даже преподавателям, но они барашка не трогали. Но однажды в корпус приехал почтенный батюшка. Уже не помню, зачем ему потребовалось нагнуться посреди двора, но барашек это заметил… Не повезло нашему питомцу, за это преступление он пошел на шашлык. Кадеты ели его со слезами, но время было голодное: от своей порции никто не отказался.

На Пасху в нашу комнату принесли большую миску с крашеными яйцами, поставили на подоконник. Я стоял у окна, а мимо проходил мальчишка-серб. Он высунул язык и прокричал мне обидную дразнилку, сложенную местными ребятами про русских. Я не стерпел, схватил пасхальное яйцо и засветил ему аккурат в глаз. Он поднял вой на всю улицу и побежал жаловаться. Через некоторое время меня вызвали к директору корпуса. В его кабинете стоял пострадавший с огромным фингалом под глазом и его мать. Директор строго спросил меня о причине моего поступка. Я честно рассказал о том, что мальчишка оскорбил не только меня, но всех русских.

Директор нахмурился, но отпустил меня восвояси. Не знаю, как он успокоил мать хулигана, но когда она ушла, я получил от директора… благодарность! За то, что вступился за честь своей страны.

Потом Борис Степанович переехал в Белград, поступил в университет, на юридический факультет, успешно его окончил. Но работать юристом ему не пришлось ни одного дня.

— В июле 1930 года состоялся первый съезд НСНП. Драка с «младороссами». Потом все мы пошли отметить столь знаменательное событие в ресторан.

Посидели, выпили. Меня попросили спеть, принесли гитару. Я спел. Гости долго аплодировали. Подошел хозяин, познакомились. Он поинтересовался моим заработком. Я честно сказал, сколько получает юрист. Хозяин усмехнулся и предложил мне перейти на работу к нему: за ресторанное пенис платили чуть ли не в два раза больше! С этого дня, пятнадцать лет подряд, мне каждую ночь пришлось петь в ресторане. Но я не жалуюсь: это позволяло содержать семью, я ведь вскоре женился. Кроме того, кого я там только не повидал: Куприн, Вертинский, генерал Краснов, весь цвет русской эмиграции. Из тех, что добирались до Белграда.

Война. Немцы быстро оккупируют Югославию. 22 июня 1941 года Бориса Степановича вызвал на встречу один из руководителей НТС Михаил Георгиевский. Разговор он начал так: