Книга Военная контрразведка от "Смерша" до контртеррористических операций - Николай Ефимов

В числе иностранных военных, охотно и часто посещавших лагерь наших десантников, выделялся американский майор по имени Майкл — улыбчивый, обаятельный детина под два метра ростом. Он сносно говорил по-русски и легко заводил друзей. Военные контрразведчики быстро установили, что это официальный сотрудник РУМО, военной разведки Соединенных Штатов Америки, а потому задумались, как бы отвадить от части этого не в меру активного и компанейского «союзника». В конце концов решили прибегнуть к старому и проверенному способу…

На одной из вечеринок к Майклу подвели пару ребят покрепче, которые тут же охотно чокнулись с ним бокалами — за мир, за дружбу, за взаимопонимание между народами. Когда американец, еле ворочая языком, стал восхищаться героизмом и мужеством русских десантников, кто-то из его новоявленных друзей предложил обменять «не глядя» свою десантную «камуфляжку» на американский мундир. Майкл был счастлив. Вскоре его, мирно спящего, мы благополучно доставили к месту службы. Увидев своего майора, облаченного в тельняшку и камуфляж, его начальник потерял дар речи. А наши провожающие вежливо и галантно с ним распрощались.

После того случая майор Майкл стал гораздо реже появляться в расположении десантников и вел себя осмотрительно. Затем по первой же ротации «американский друг» и вовсе покинул Косово.

Николай ПЕТРОВ

Последнее погружение «Хэла Рубинштейна»

В последние ненастные сентябрьские дни 1993 года ядовито-желтый особняк посольства США на улице Чайковского в Москве напоминал растревоженное осиное гнездо.

Россия переживала очередной драматический виток политического противостояния, поэтому большинство сотрудников посольства, и в первую очередь разведчики из резидентур ЦРУ и РУМО, работали с полной нагрузкой, стараясь не упустить из-под контроля развитие ситуации. С каждым днем напряженность в столице возрастала, а стоящая у стен американского посольства очередь желающих выехать из раздираемой противоречиями России становилась все длиннее и длиннее.

28 сентября, тщетно пытаясь укрыться от пронизывающего северного ветра и моросящего дождя, томился в ней вместе со своей женой и кандидат технических наук, старший научный сотрудник одного из особо важных научно-исследовательских институтов ВМФ 57-летний Моисей Финкель. Очередь медленно продвигалась вперед, и казалось, что ей не будет конца… Но вот на гудящих от напряжения ногах он переступил порог американского посольства. Закутавшийся в плащ от дождя и непогоды милиционер скользнул по нему взглядом и не остановил. Финкелю, проработавшему более тридцати лет в закрытом НИИ, это показалось настоящим чудом.

Он робко протиснулся в тесную комнату, где все было рутинно и буднично. Казенная мебель и равнодушные глаза сотрудников посольства напоминали ему родной отдел кадров и режимно-секретную часть. Приободрившись, он подал в окошко пакет документов, назвал себя и приготовился к долгой и изнурительной процедуре собеседования, но тут произошло второе чудо: его вдруг выделили из общей серой очереди.

В комнате появился подтянутый, лет тридцати мужчина в очках, смотревший внимательно и проницательно. Это был сотрудник резидентуры ЦРУ Джон Саттер, использовавший в качестве дипломатического прикрытия должность третьего секретаря консульского отдела посольства. Представившись как «господин Кит», он предложил Финкелю побеседовать в другом, более располагающем к разговору помещении.

Они прошли по длинному коридору первого этажа. Саттер остановился в торце перед массивной дверью, открыл ее ключом и пропустил вперед Финкеля. Перешагнув порог, тот оказался в небольшой комнате, чем-то напоминавшей шкатулку. Действительно, это была «шкатулка ЦРУ», в которой мастера шпионажа «прокручивали» и «просвечивали» своих будущих агентов, а затем вербовали…

Финкель пока еще не догадывался о том, что его ожидало. Теплый прием, хороший русский язык и обходительные манеры американца быстро растопили холодок настороженности и расположили к откровенному разговору. Саттер внимательно выслушал короткий и эмоциональный рассказ Финкеля о сложном положении в семье и бесперспективности дальнейшей работы и жизни в России. С пониманием он отнесся и к намерению жены получить статус беженки в США и тем «временным» трудностям, что испытывал сын, эмигрировавший в Израиль, а затем переехавший в Бельгию.

Окончательно укрепило веру Финкеля в успех задуманных планов неожиданно появившееся в руках Саттера письмо от старой приятельницы их семьи — Марины Орел. С ней и ее мужем Оскаром семью Финкелей связывала многолетняя дружба, которая прервалась в 1992 году, когда семья Орел оставила тихий и уютный городок Пушкин в Ленинградской области и отправилась в США. В первое время от них приходили редкие и скупые письма, но с каждым новым месяцем они стали поступать все чаще и чаще, а их тон менялся на все более оптимистичный и радужный. Под впечатлением их рассказов жизнь в США в глазах Финкелей засверкала во всем великолепии фильмов Голливуда.

Саттер положил конверт на стол, Финкель развернул письмо Марины и принялся читать. В тот момент он не задумывался над тем, почему оно оказалось в посольстве США и в руках обходительного американца, а не пришло, как обычно, почтой на домашний адрес.

Внешне и по содержанию письмо старых друзей мало чем отличалось от предыдущих. Оно носило дружеский характер, было, казалось, проникнуто искренней заботой о семье приятеля. В самых превосходных красках Марина расписывала жизнь свою и Оскара в Америке и особенно нахваливала нового «хозяина», который заочно настолько проникся симпатией к «российским страдальцам», что в случае их переезда в США готов был оказать бескорыстную материальную помощь. Более того, этот пока еще неведомый для Финкеля «хозяин» обещал взять на себя финансовые расходы, связанные с его предстоящей в марте 1994 года поездкой к сыну в Антверпен. Такая поразительная щедрость «американского благодетеля» пока оставалась загадкой для потерявшего на какое-то время голову старшего научного сотрудника. Ему было невдомек, что этим щедрым «хозяином» являлся некто иной, как «добрый» дядя из ЦРУ в лице самого же Саттера.

А тот, больше полагаясь на себя, чем на скрытые в стенах комнаты камеры видеонаблюдения, внимательно следил за реакцией будущего кандидата в агенты ЦРУ. Американского разведчика в момент разговора в посольстве, а затем и во время последующих конспиративных встреч с будущим агентом «Хэлом Рубинштейном» мало интересовали сын и страдающая неврозом жена Финкеля. Впрочем, и он сам, 57-летний старший научный сотрудник, которому всего ничего оставалось до пенсии, был нужен ЦРУ лишь до тех пор, пока работал в НИИ ВМФ.

Объектом интереса американской разведки являлись важные научные разработки, что велись учеными и инженерами НИИ в области гидроакустики, гидродинамики и конструкции глубинных аппаратов для подводного плавания. ЦРУ в течение многих лет настойчиво и безуспешно пыталось получить доступ к главным секретам российского ядерного подводного флота и искало подходящего кандидата, с помощью которого рассчитывало проникнуть под покров государственной тайны. Одним из таковых оказался Финкель.