Книга Бесшабашный. Книга 3. Золотая пряжа - Корнелия Функе

– Джекоб? – Из-под лестницы, которые в особняке Барятинского вились подобно лестницам в небо на варяжских иконах, вынырнула тень.

Орландо Теннант. Только этого не хватало.

Лиска сама по себе… Он сам предложил ее Овчарке. О нет! Лучше вырви у меня сердце, оно мне не так нужно.

– На два слова, если позволишь…

О чем? Чего стоит Джекобу видеть Лиску такой счастливой? Разве в этом причина того, что имя Овчарки так и тает у нее на языке?

Интересно, он уже спал с нею? Прекрати, Джекоб. Но ни о чем другом он просто не мог думать, когда видел перед собой Орландо Теннанта. Те самые мысли, которые он строго-настрого себе запретил, гасили малейшую искорку здравого рассудка.

– Полагаю, ты слышал о подарке, который приготовили царю гоилы?

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Стало быть, Овчарка пришел сюда вовсе не ради Лиски?

Ты увяз в своей любви, как в трясине, Джекоб.

– Слышать-то слышал, – отвечал Джекоб. – Но если ты надеешься узнать от меня, что это такое…

– Я знаю, что это, – перебил его Орландо. – И я должен похитить подарок. Но для этого мне необходимо проникнуть в секретное крыло царской кунсткамеры. Ты ведь только оттуда, если не ошибаюсь?

Вот так-так… Похоже, Джекоб Бесшабашный – не самый сумасбродный охотник за сокровищами в этом мире.

– Я видел лишь дверь, – ответил Джекоб. – Там отравленный лак, стеклянные зубы, ножевая проволока. Забудь об этом.

В Лискином окне зажегся свет. Где она провела последнюю ночь – вот все, о чем Джекоб хотел поговорить с Овчаркой.

– Я умею управляться и с ножевой проволокой, и со стеклянными зубами, – сказал Овчарка. – Но как быть с отравленным лаком?

– Карлики производят одно средство, которое его обезвреживает. Только они в этом ни за что не признаются, разве если хорошо заплатить.

Или Овчарка пополнит и без того обширный список неудачливых взломщиков. Но вещество карликов опаснее нитроглицерина. У Овчарки все шансы погибнуть во цвете лет.

– Забудь об этом, – повторил Бесшабашный, как будто отвечая собственным мыслям.

– Не могу, – сказал Овчарка, – у меня королевский приказ. А у тебя что с работой?

– Скоро отправляемся. Царь дал одно поручение.

Что такое? С каких это пор Джекоб Бесшабашный информирует о своих планах конкурентов?

По крайней мере, он не солгал.

Теннант поднял глаза к окну Лиски.

– Полагаю, она поедет с тобой? Верная спутница Джекоба Бесшабашного.

В том, как он это спросил, содержался ответ на вопрос, который так и не решился задать Джекоб. Где-то за спиной охранники препирались с виновозом, подкатившим свою бочку прямо к парадному входу вместо черного.

– Я ни за что не осмелился бы пригласить ее, но ты сам сказал, что она свободна.

Спор за спиной перешел в перебранку.

– Я и сейчас готов это повторить: она свободна.

Теннант посмотрел на Джекоба как на ненормального.

– Я давно научился врать, – сказал он, – но со мной такие штуки проходят редко.

Он заглянул Джекобу через плечо. На лестнице стояла Лиска. Встретив взгляд Овчарки, она улыбнулась. У Джекоба болезненно сжалось сердце, словно ее улыбка была его собственностью.

– Ханута уже хотел объявлять тебя в розыск, – крикнула она Джекобу.

– Но господин Бесшабашный отсутствовал по весьма уважительной причине, – ответил за Джекоба Орландо и продолжил, обращаясь только к Лиске: – Я только что узнал, что не сегодня-завтра вы отправляетесь за сокровищами для царя. Может, уделишь мне утром часок? На площади Вольского есть кафе, где подают блинчики со съедобным золотом.

– С удовольствием, – кивнула Лиска, избегая взгляда Джекоба.

Ты сам предложил ее Овчарке, Бесшабашный. И то, что ты сделал это ради ее же блага, не имеет никакого значения.

Ни малейшего. Но она принадлежит ему. Так иногда правда всплывает наружу не раньше, чем станет ложью.

Охранник отправился ловить для гостя извозчика. Пока Орландо их ждал, сторожевые собаки лизали ему ладони. Борзой. Лиска проводила извозчичьи дрожки глазами, а потом смотрела, как Джекоб поднимался по лестнице. Тяжелый взгляд. Идиот! Тебя всегда пугало, что ты не можешь без нее обойтись. И вот пожалуйста, доигрался.

Любит ли она Овчарку больше, чем его? Джекоб скорее откусил бы себе язык, чем спросил об этом. И дал бы отрубить себе правую руку, только чтобы не знать ответа.

– Ты слышал о золотой пряже? – поинтересовалась Лиска, когда он уже стоял с ней на одной ступеньке.

– Что это?

Она снова перевела взгляд на ворота, пропустив его вопрос мимо ушей.

– Царь доверил нам свой самый дорогой ковер-самолет, – сказал Джекоб. – Есть шанс найти Уилла, можно сниматься с места.

Самое раннее через три дня, Джекоб. Именно столько времени требуется, чтобы заговорить ковер. Почему же он ей этого не сказал? Потому что видел, как тяжело ей расстаться с Москвой. До сих пор он не причинял ей боли намеренно, такое впервые. Любовь – жестокая штука, зря ее так превозносят.

– Хорошо, – ответила Лиска.

Но голос звучал грустно и виновато.

– Ты уверена, что хочешь со мной? В конце концов, это мой брат, а не твой.

Какое-то мгновение Джекоб боялся, что Лиска откажется. Уж очень долго она молчала.

– Чтобы потом разглядывать тебя в какой-нибудь сокровищнице в виде серебряной статуи? – спросила она наконец.

Джекобу показалось, что Лиса хотела сказать что-то совсем другое.

– Давай сначала найдем его, – бросила она через плечо, удаляясь по коридору. – А там посмотрим.

Известие для Селесты Оже

Ковер прибыл, как и было обещано, на следующее утро. Джекобу пришлось сдвинуть мебель, чтобы хотя бы частично развернуть его на полу. И это притом, что комната, которую выделил ему Барятинский, не уступала по размерам корчме Хануты. Прежде чем запереться с ковром на три дня, Джекоб отменно позавтракал в господской столовой. С портретов на ее стенах смотрели мужчины и женщины в медвежьих шубах и вышитых шелковых тюрбанах, с белыми, как драконья кость, и темными, как эбеновое дерево, лицами. Галерея предков Барятинского – если это были действительно они – наглядно показывала, сколь обширны земли Варягии и сколь многообразны ее народы.

Джекоб предпочел бы порассуждать на эту тему, вместо того чтобы пялиться на пустой стул, где обычно сидела Селеста Оже.