Книга Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как только повешу трубку, сразу позвоню Уайтстоун и Свайр. Просто вы должны узнать первой.
Я взял цветок.
– Мне нужен ордер на эксгумацию.
* * *
У главного здания школы стоял красный «Лексус». За рулем сидела Сири Восс и что-то набирала на своем планшете. Она была в кожаной куртке и джинсах. Увидев меня, блондинка вышла, улыбнулась, но тут же обеспокоенно сдвинула брови:
– Что с вами?
– Простите, – ответил я растерянно. – А что вы здесь делаете?
– Приехала отвезти мистера Кинга в город. Он позвонил. Не хочет, чтобы вы тратили на него время и средства полиции.
Она коснулась моего плеча:
– Вам что-нибудь нужно?
– Я должен идти. Наверх.
– Конечно. – Она помедлила. – Когда будет время и этот ужас закончится, я бы очень хотела с вами поговорить. Мистер Кинг намерен основать благотворительный фонд имени вашего покойного коллеги, инспектора Мэллори.
Она снова дотронулась до моего плеча. Странное прикосновение – рука задержалась чуть дольше, чем принято, и все-таки недостаточно долго.
– Как там миссис Мэллори? – спросила девушка. – Как Маргарет?
– Не знаю, – ответил я, и мне стало по-настоящему стыдно.
Сири Восс улыбнулась и стала подниматься следом за мной по лестнице. Бен Кинг сидел у письменного стола, спрятав лицо в ладонях. Когда он поднял голову, я увидел в его глазах слезы.
– Я узнал этого мальчика, – сказал политик. – Того, которого мы встретили. Узнал. Потому что он – это я. И Нэд. И все мы.
Сири бросилась к нему.
– Где директор? – спросил я, но от Кинга было уже ничего не добиться.
Он рыдал в объятиях хорошенькой помощницы, а та утешала его, точно ребенка. Я прошел по квартире, чувствуя, как в груди поднимается страх.
Из ванной комнаты текла вода, дверь оказалась заперта изнутри. Я попытался выбить ее плечом. Раз, другой, третий. Без толку.
Ноги промокли. Я вспомнил, как поступают в таких случаях, взял себя в руки и, отступив немного, изо всех сил пнул замок. Дверь с треском распахнулась.
Через край ванны свешивалась длинная белая рука Перегрина Во, с нее лилась кровь, по белому полу бежали алые струйки.
Под раковиной лежала аккуратная стопка мягких полотенец, другие сушились на обогреваемой решетке. Я схватил их все и, скользя по мокрому кафелю, бросился к Перегрину Во. Прижал полотенца к его рассеченным запястьям, обмотал вокруг безвольных белых рук, отбросил, взял новые – ткань пропитывалась кровью за считаные секунды.
Я кричал, ругался, звал на помощь. И только когда полотенца закончились, понял, что Во уже мертв. Его невидящие глаза смотрели в потолок. Я совсем обессилел и стоял, тяжело дыша. Наконец сообразил, что нужно выключить воду.
В наступившей тишине было слышно, как вопят на спортивном поле мальчишки и сдавленно всхлипывает мужчина в соседней комнате.
* * *
– Открывайте, – сказала Уайтстоун.
Наступила холодная декабрьская ночь, кругом была темнота, но прожектора заливали собачью могилу ослепительно-ярким светом. По кладбищу гулял ледяной ветер, шурша палой листвой и сухими цветами, которые кто-то смел с надгробия.
Автопогрузчик немного кренился на неровной земле. Когда длинная металлическая вилка проникла в пространство под могильной плитой, машина опасно дрогнула. За кругом прожекторов собралась наша следственная группа, одетая в штатское – красноречивое свидетельство прерванных выходных.
Уайтстоун была в длинной куртке с капюшоном, наброшенной на футболку и джинсы, будто приехала прямо из дома. Гейн – в спортивном костюме, точно явился из тренажерного зала. Эди Рен – в коротком платье, на высоченных каблуках и со сложной прической. Похоже, ее вызвали, когда она была на свидании со своим женатым мужчиной или старалась о нем забыть.
Свайр обменялась парой слов с Лейном, сержантом из Поттерс-Филда. В жестоком искусственном свете они напоминали призраков. Колеса бульдозера тяжело завращались, отыскивая в мягкой почве опору, гранитная плита захрустела и поднялась. В стороны полетели цемент и комья земли. Перед нами была открытая могила.
Человек десять полицейских в защитной одежде быстро шагнули к надгробию. Под крики и проклятия камень поставили на бок, затем прислонили к старому дубу. Криминалисты в белых комбинезонах и офицеры подвинулись вперед, но в могиле было черным-черно.
Кто-то направил свет.
В яме лежала примерно дюжина собачьих скелетов. Тоненькие косточки лап и черепа размером с теннисный мяч покоились в окружении того, что несомненно было человеческими останками.
Наташа шла по аллее Риджентс-парка. Совершенное и невозмутимое лицо, темные очки, длинные волосы, длинные ноги и руки. Рядом трусила крошечная собачка с веткой в зубах. Я не мог отвести взгляда от этой женщины.
Время было раннее. Шестьдесят часов назад мы обнаружили останки Ани Бауэр. С тех пор как открыли могилу, я не успевал ни поесть, ни поспать, однако на третье утро, проводив Скаут в школу, почувствовал, что отчаянно нуждаюсь и в том, и в другом. Человек в силах продержаться три ночи, но потом начинаешь разваливаться на части. Одинокий отец не может себе такого позволить.
Я сидел за столиком возле «Честной сосиски» и доедал второй сандвич с беконом, когда увидел женщину и понял, что она нужна мне еще больше, чем еда и отдых.
– А вот и мой преследователь, – сказала Наташа.
– Уж простите, моя веселая вдовушка.
– Вы без дочки? И без собаки?
Я заглянул под стол:
– Так и знал, что кого-то забыл.
– Жаль. И девочка, и пес у вас замечательные.
Сьюзан бросила палку и стала обнюхивать мою руку.
– Вы им тоже нравитесь, – сказал я, подумав, не слишком ли много болтаю.
– Даже не могу представить – чем.
– Я тоже.
Собака начала тыкаться носом мне в ладонь.
– А она к вам неравнодушна, – заметила женщина.
– Я тут ни при чем. Все дело в сандвиче с беконом.
Наташа сняла темные очки. Она показалась мне моложе, чем я ее помнил, и не такой уверенной, какой хотела выглядеть.
– Послушайте-ка, Макс…
* * *
Позже, когда мы лежали в постели, я гладил эти длинные руки и чистую, белую, как снег, кожу. Я вспомнил, что уже видел ее обнаженной – давным-давно, в день нашей первой встречи. Она целовала меня в губы, она читала мои мысли. Казалось, гул машин за окном доносится откуда-то из другого мира. Наташа взяла мои ладони, дала почувствовать себя, узнать как следует, понять, что в ней изменилось.